Александр Александрович Блок - Стихотворения 1912 года

признаваясь,

Что на миг ты был полон одной,

Той, что встала тогда, задыхаясь,

Перед редкой и сытой толпой…

Что была, как печаль, величава

И безумна, как только печаль…

Заревая господняя слава

Исполняла священную шаль…

И в бедро уперлася рукою,

И каблук застучал по мосткам,

Разноцветные ленты рекою

Буйно хлынули к белым чулкам…

Но, средь танца волшебств и наитий,

Высоко занесенной рукой

Разрывала незримые нити

Между редкой толпой и собой,

Чтоб неведомый северу танец,

Крик Handa^[2] и язык кастаньет

Понял только влюбленный испанец

Или видевший бога поэт.

Октябрь 1912

«В небе — день, всех ночей суеверней…»

В небе — день, всех ночей суеверней,

Сам не знает, он — ночь или день.

На лице у подруги вечерней

Золотится неясная тень.

Но рыбак эти сонные струи

Не будил еще взмахом весла…

Огневые ее поцелуи

Говорят мне, что ночь — не прошла…

Легкий ветер повеял нам в очи…

Если можешь, костер потуши!

Потуши в сумасшедшие ночи

Распылавшийся уголь души!

Октябрь 1912

«Осенний вечер был. Под звук дождя стеклянный…»

Ночь без той, зовут кого

Светлым именем. Ленора.

Эдгар По

Осенний вечер был. Под звук дождя стеклянный

Решал всё тот же я — мучительный вопрос,

Когда в мой кабинет, огромный и туманный,

Вошел тот джентльмен. За ним — лохматый пес.

На кресло у огня уселся гость устало,

И пес у ног его разлегся на ковер.

Гость вежливо сказал: «Ужель еще вам мало?

Пред Гением Судьбы пора смириться, сор».

«Но в старости—возврат и юности, и жара…»—

Так начал я… но он настойчиво прервал:

«Она — всё та ж: Линор безумного Эдгара.

Возврата нет. — Еще? Теперь я всё сказал».

И странно: жизнь была — восторгом, бурей, адом,

А здесь — в вечерний час — с чужим наедине —

Под этим деловым, давно спокойным взглядом,

Представилась она гораздо проще мне…

Тот джентльмен ушел. Но пес со мной бессменно.

В час горький на меня уставит добрый взор,

И лапу жесткую положит на колено,

Как будто говорит: Пора смириться, сор.

2 ноября 1912

К МУЗЕ

Есть в напевах твоих сокровенных

Роковая о гибели весть.

Есть проклятье заветов священных,

Поругание счастия есть.

И такая влекущая сила,

Что готов я твердить за молвой,

Будто ангелов ты низводила,

Соблазняя своей красотой…

И когда ты смеешься над верой,

Над тобой загорается вдруг

Тот неяркий, пурпурово-серый

И когда-то мной виденный круг.

Зла, добра ли? — Ты вся — не отсюда.

Мудрено про тебя говорят:

Для иных ты—и Муза, и чудо.

Для меня ты — мученье и ад.

Я не знаю, зачем на рассвете,

В час, когда уже не было сил,

Не погиб я, но лик твой заметил

И твоих утешений просил?

Я хотел, чтоб мы были врагами,

Так за что ж подарила мне ты

Луг с цветами и твердь со звездами —

Всё проклятье своей красоты?

И коварнее северной ночи,

И хмельней золотого аи,

И любови цыганской короче

Были страшные ласки твои…

И была роковая отрада

В попираньи заветных святынь,

И безумная сердцу услада —

Эта горькая страсть, как полынь!

29 декабря 1912

«Мой бедный, мой далекий друг…»

Мой бедный, мой далекий друг!

Пойми, хоть в час тоски бессонной,

Таинственно и неуклонно

Снедающий меня недуг…

Зачем в моей стесненной груди

Так много боли и тоски?

И так ненужны маяки,

И так давно постыли люди,

Уныло ждущие Христа…

Лишь дьявола они находят…

Их лишь к отчаянью приводят

Извечно лгущие уста…

Все, кто намеренно щадит,

Кто без желанья ранит больно…

Иль — порываний нам довольно,

И лишь недуг — надежный щит?

29 декабря 1912

«В сыром ночном тумане…»

--">