Андрей Белый - Урна

_______

Вздохнешь, уснешь — и пепел ты,

Рассеянный в пространствах ночи…

Из подневольной суеты

Взгляни в мои пустые очи,—

И будешь вечно ты глядеть,

Ты, — бледный, пленный, бренный житель —

За гранями летящих дней

В теней прохладную обитель…

1907

Париж

ВРЕМЯ

Не иссушил жестокий круг…

Здесь, в переливах я зеленых —

Твоих, необозримый луг.

Ветров раскатистые гулы.

Всё где-то это видел взор.

Всё тот же топчет дед сутулый

Рассыпчатый цветов ковер.

Проходит дед стопою лютой.

Пройди — но цвет полей не тронь…

Идет: на плуг ложится круто

Шершавая его ладонь.

Необозримых пашней пахарь —

Над зацветающей весной…

Круговоротов грозных знахарь,

Яви же жирный перегной.

Для прозябанья мыслям-зернам!

Воскинь секущим острием

Над луговым, корнистым дерном

Хаоса мрачный чернозем!

Косматые склонил седины.

Прости же, непопранный луг!

Взрезает мягко дерновины

Лениво лязгающий плуг.

Онучею истопчет хворост

И гребни острые кремней.

Над бархатами свежих борозд

Да всходит свежесть зеленей.

Так лет мимотекущих бремя

Несем безропотные мы,

Когда железным зубом время

Нам взрежет бархат вечной тьмы.

Ты скажешь день; и день обманет.

Он — вот: но голову закинь —

Гляди: и в хмурый сумрак канет

Его сапфировая синь.

1907

Петровское

ПОСВЯЩЕНИЯ

ЛЬВУ ТОЛСТОМУ

Кого когда-то зрел и я —

Ты вот бредешь от курной хаты,

Клюкою времени грозя.

Тебя стремит на склон горбатый

В поля простертая стезя.

Падешь ты, как мороз косматый,

На мыслей наших зеленя.

Да заклеймит простор громовый

Наш легкомысленный позор!

Старик лихой, старик пурговый

Из грозных косм подъемлет взор,—

Нам произносит свой суровый,

Свой неизбежный приговор.

Упорно ком бремен свинцовый

Рукою ветхою простер.

Ты — молньей лязгнувшее Время —

Как туча градная склонен:

Твое нам заслоняет темя

Златистый, чистый неба склон,

Да давит каменное бремя

Наш мимолетный жизни сон…

Обрушь его в иное племя,

Во тьму иных, глухих времен.

1908

Серебряный Колодезь

СЕРГЕЮ СОЛОВЬЕВУ

Нас общий враг губил… И нет —

Вверяя заревым пожарам

Мы души юные, поэт,

В отдохновительном Петровском,

И после — улицам московским

Не доверяя в ноябре,

Томились в снежном серебре:

Томились, но не умирали…

Мы ждали…

И в иные дата

Манила юная весна,

И наши юные печали

Смывала снежная волна.

Какое грозное виденье

Смущало оробевший дух,

Когда стихийное волненье

Предощущал! наш острый слух!..

В грядущих судьбах прочитали

Смятенье близкого конца:

Из тьмы могильной вызывали

Мы дорогого мертвеца —

Ты помнишь? Твой покойный дядя,

Из дата безвременной глядя,

Вставал в метели снеговой

В огромной шапке меховой,

Пророча светопреставленье…

Потом — японская война:

И вот — артурское плененье,

И вот — народное волненье,

Холера. смерть, землетрясенье —

И роковая тишина…

Покой воспоминаний сладок:

Как прежде, говорит без слов

Нам блеск пурпуровых лампадок,

Вздох металлических венков,

И монастырь, и щебет птичий

Над золотым резным крестом:

Там из сиреней лик девичий,

Покрытый черным клобуком.

Склоняется перед могилой,

И слезы на щеках дрожат…

Какою-то нездешней силой

Мы связаны, любимый брат.

Как бы неверная зарница,

Нам озаряя жизни прах,

Друзей минутных вереница

Мелькнула в сумрачных годах;