Тарас Валерьевич Опарик - Пинок сонетов (2020)

молодые ветераны

Натыкаются сердцами на стеклянные штыки,

Ну а после мелкой солью посыпают эти раны,

Чтобы болью упиваться, сжав ладони в кулаки.

Что вы делаете, дети? Что творите? Ведь и рано

Вам ещё ложится в землю, ведь не пожили ещё.

Сквозь наушники не слышат молодые ветераны

И в обёртку – оболочку каждый «воин» помещён.

Время лечит и уходит. Выстужает ветер раны.

Возноситься невозможно из-за низких потолков.

И стареют понемногу молодые ветераны,

Шрамы в сердце зарастают, но с осколками штыков.

«Нахрена мне чужая жизнь…»

Нахрена мне чужая жизнь,

И чужая судьба нахрена мне?

Тут ужо держись – не держись,

Всё конечно, как вниз, на камни.

Зачастую последний крик

Так прекрасен и так внезапен.

Кожа белая – лунный блик,

На ней сборник стихов-царапин.

Временами наш мир жесток,

А местами совсем непонятен

И, наверное, он – исток

Всех несчастий твоих, приятель.

Впрочем знаешь, что это ложь,

Ты хотя бы не ври себе.

И попробуй-ка, уничтожь

То, чем дань отдавал судьбе.

Значит нужно идти, в пути

Нам посветит с небес фонарик,

И по звёздному полю катить

Этот мир, разноцветный шарик.

«Ему не верил даже Бог…»

Ему не верил даже Бог,

А люди и подавно гнали,

Сказали: так себе пророк —

Не растопил на душах наледь.

Но там, где холод лютовал

И где от зноя воздух вязкий,

Он всем пророчества кричал,

До крови разрывая связки.

Но где-то на краю земли

Он вдруг пропал, пропал с концами.

Его в Дом Скорби упекли,

Где шприцы иглами мерцали.

Но тех усилий было мало,

Ему ночами снилось детство,

Хоть днём реальность заменяло

Успокоительное средство.

Он дико плакал и кричал,

И корчился, меняя позы,

Тем самым повод дав врачам

В дальнейшем увеличить дозу.

И вот затих… без жажды чуда

Он ждал, не плача, не скуля.

Он верил, что уйдёт отсюда,

Когда разрушится земля.

«А на море сегодня ветер…»

А на море сегодня ветер

Гонит волны, холодный и злой.

Я штришком этот день пометил

Только разницы никакой.

И сижу как во сне, как в трансе,

В телефоне копаюсь порой.

Сорок пять рублей на балансе —

Набираю я номер свой.

Нет ответа, гудок короткий,

Раздосадованно молчу.

Осенило мозги находкой:

Я с собой говорить не хочу.

Ну и пусть, для себя, пожалуй,

Не нашлось бы сейчас и слов.

И уж коли вот так прижало,

Я той самой звонить готов…

Что однажды звала любимым,

Обещала, но не ждала,

Что лишь словом во мне разбила

Иллюзорные зеркала…

А на море тогда был ветер,

Рвался ввысь из последних сил.

Я потом для себя отметил,

Что в тот день никому не звонил.

«В полосатой больничной пижаме…»

В полосатой больничной пижаме

Я пятнадцатый день здесь торчу.

Я хотел в ней понравиться маме,

А понравился только врачу.

Вроде сердце в порядке и зубы,

Только печень легонько шалит.

Но не верят мои душегубы,

Говорят, что душа мне болит.

И, прибегнув в отчаяньи к силе,

Я пытался на волю успеть.

Укололи меня, уложили,

Попросили ещё потерпеть.

Санитар с подозрительно узким,

Усмехающимся зрачком,

На меня мерял модные блузки,

С очень длинным (до пят) рукавом.

Но вот ночью уйдут печали

И по тучкам пустившись вскачь,

Будет месяц зубами скалить,

Как мой добрый лечащий врач.

«Годы в мусорном ведре…»

Годы в мусорном ведре,

Годы мёрзнут на помойках.

Как в бессмысленной игре:

Что ни пьянка, то попойка.

Много крови, много песен

Много пел и танцевал.

Поцелуи, будто плесень.

Что ни яма, то провал.

Ледяные пальцы ветра

Лезут в тёплую кровать.

На последних километрах

Что не вырвано, сломать.

Наплевать на всё на свете

И, тараща в мир глаза,

Я, как буква на газете,:

Что не сказано, сказал.

«Я победил в тараканьих бегах…»

Я победил в тараканьих бегах,

Но эти награды меня не излечат,

У победителей есть только страх

Того, что на финише их покалечат.

А слава приходит только потом,

Но есть ли от славы толк,

Если осыплют лавровым листом

И подадут на стол?

«В этот вечер слишком жарко…»

В этот вечер слишком жарко,

Чтобы снова быть поэтом.

По пустым аллеям парка

Я гуляю до рассвета.

В этот вечер слишком жарко,

Солнца шар

--">