Вадим Габриэлевич Шершеневич , Василиск Гнедов , Павел Широков - Засахаре Кры

Гнедов

Димитрий Крючков».

Эгофутуризму суждено было пройти «Пути василисковые». Первый Путь пройден. Недолгость его искуплена жертвами.

Погиб поэт Игорь-Северянин, материальности предпочивший Идейность, рыночному спросу – Свободу.

О Поэте Северянине нельзя не опечалиться.

Тем паче что остальные «жертвы вечерние» ничтожны даже своею множественностью.

Утром о них не говорят.

И. В. ИГНАТЬЕВ

Василиск Гнедов

На возле бал

Слезетеки невеселий заплакучились на Текивой,

Борзо гагали веселям – березячьям охотеи –

Веселочьем сыпало перебродое Грохло

Голоса двоенились на двадцать кричаков –

Засолнило на развитой листяге –

Обхвачена целовами бьетая ненасыта, –

И Вы понимаете ли в этом что-нибудь:

Слезетеки эта – плакуха – извольте – Крыса…

Кук

   Кук!

    Я.

А стрепет где?

Гнезда перепельи разбухли,

Птенцы желторотили лес…

   Кук!

    Я.

Стрепетили стрепетки уныво –

Лес желтевел белокол…

  Кукала кука:

    Кук!

Галоче станывал Бук –

  Кук его – Гук!

А где-ж стрепета?

Маршегробая

Крылобрат! Водопад! Разгули звери дно! Раскинжаль на Планеты два Сердца! Сердце в Гробу – Сонячко Сердце на гробе. Я блескаю Гробам! Столоку Виноград! Разрыдавлю Все Горы сквозь полночь… Где полосят ущелье гробое… Я и правдить хочу – и на Стон залетнуть – целовать Бирюзу – крокодилить в Гробу – проглотать Троглодит – пусть не будет Стези – я Стезя – Я свой гроб – Я и марши маршу – на плечах Я свой Гроб и себя уношу. – Я свой Гроб и Себя осклепляю в траве, разношу по кустьям – и обглодки божу… Запишу на скалах белых написей Рок: «Здесь лежит», «Здесь лежит»: «Белый Я» – «Кровь моя». Впалачу: «Сожалей» под людские Сердца… Законю на Скалой полосато Мечо: «Не ходите к Мечу» – на Горе закричу – «Положайте Сердца на Доланах!».. На Долистых Доланах кишинеть станет Мир – поставлять под Мечаку Калину… Как Калина Кровка, – Мечает Мечак… Выклоняются Горы в наклоне – Я мечи золочу над Смеянкой лечу – и мечу хохочу, крик ломчу… Две зверяные клетки висут на руках – Столокнилось ба горе счастье. Два полгоря и счастья расшиблись на клетки, клеть одья побежала в могилу, другая на выши рыдачить. Дерзачай Крапива! – Гром затворчу – усну…

Свирельга

Ги! Поэт белоснегий – раскрыленка неяроча сна,

Распоясаны Лебедь – беззадорка задорка

Крашень… Колеса расцветенная спица, – вертовертаный дно небоклон…

Переезжил на Дачу Зимую – переканчивал лес еляки…

Подводовил ГуашоЧиненки – на встрети губы локал.

Назовлял я тебя дрога-дрога – рукой еловито люблял.

Ты томнялся Синевоче Горой – не чаял – не чаял –

Передольчу к тебе ли на Дачу, – буду ласками лгать…

Переехала Кошка на Дачу – загорелся сыр-бор – пустяки,

Снопы долинато плескали – репейник поджалал камыш.

Кругопляш развинтяли колеса – в небе Белка подвышала картон…

Эва! Милостивые Государи – скажите – в котором ухе у меня звенит камертон…

Грудь верблюдкой твоя застонила.

Стоноем заводил Караван – две Пустыни сошлись в поцелуе.

Лебедовик плескался в диван…

Уверхи златопляшу полую – диван под Горою стонал.

Ты Поэт белоснежий,

Раскрывое жало у Пежи…

Стоноемно тебя целовчал…

Павел Широков

Сказка миража

Я не знаю, – близко-ль, далеко ли…

Знаю, что за волокнистым морем,

Где в лучах вонзились, словно колья,

В глуби неба шелковые зори,

Пролегали выпуклые земли…

Воздух спал, зачаровав проливы…

Воздух спал, скажите не затем-ли,

Что бы сделать души прихотливей?..

Возвышались хрупкие палаццо,

В них, казалось, жили сами боги.

Все умели весело смеяться,

Потому что не были убоги.

Не скрывали от смущенья лица,

Не дрожали, словно лист осины.

Для того, чтоб плакать и стыдиться.

Были нужны веские причины.

Защищал от гнусных покушений

Там живущих добрый царь Драконов…

Так цвела страна без злых лишений,

Без забот и даже без законов.

Но проспала опытная стража

Черных туч убийственные перья,

Разнеслися клочьями Миража

Все обрывки шелковых поверий.

Снег улегся на тропинки рая.

На кусты, на камни и на крыши,

И теперь вот нет такого края!..

Если-ж есть, то не такой, как --">