Борис Бета - Том 2. Лошадь Паллада

Сергеич

Идет по набережной. Он

От ветра поднимает плечи,

Рассеяны его глаза –

То ямба светлая гроза

Умчала Пушкина в Осташков,

Где возле станции дормез,

И смотрит синеву небес

В дорожном чепчике Наташа.

(обратно)

«Здорово, снег. С утра твой полусвет…»^*

Здорово, снег. С утра твой полусвет

Роднит меня с надменным Петербургом,

И тонкий шпиль над крепостью, над бургом,

В буран сквозящий, радостью воспет.

Темна вода и белоснежен снег.

И над Невой ненастной, влажно-гулкой,

Мосты в трамваях. Исаакий-купол

Над полем белых крыш венчает всех.

О, ясность ямба! О, прохлады нежность,

Твоя прелестная и редкостная снежность

Над городом великого Петра.

Светящаяся облачная память

Безвременного снежного утра

Печальной остротою сердце ранит.

(обратно)

Петербургские стансы^*

Сон приснится: встанут синевою

Небеса над площадью Сенатской,

И, опять счастливый над Невою,

Из окна заслышу шаг солдатский.

Небеса над светлым Петербургом –

Нету города изящнее и строже:

Пушка Петропавловского бурга,

Над Невою – отголоски дрожи.

О Сионе музыка хрустальна,

Шагом едет конный полицейский.

Вот откроется и вот отстанет

Старый сад и белый дом лицейский.

Видишь слева, там живут цыгане,

Радостно проспектом проноситься.

Медленное у воды гулянье.

А на взморье улетают птицы…

  В комнатах просторных и высоких

  Темные картины и портреты,

  Петербургской томности уроки,

  Институтски девушки одеты.

Голос тих, шиньон благоуханен,

Падают лукавые ресницы.

Весь уездный <?>, скромно бездыханен,

Кавалер из корпуса томится.

  Над Невою вскрики и туманы,

  Вдоль каналов газовые нимбы –

  Точно театральные обманы

  Длятся час и проплывают мимо.

Черная карета проезжает,

Ветер развевает пелерину,

Одиноко горечь выражают

Блеск зонтов и сгорбленные спины…

Падает и ветренность и сырость

На просторы площади Сенатской, –

Жемчугом рассеянным открылась,

Снова поднимается загадка:

  Ускакать не может он, капризный,

  На коне чудесный император,

  Давний герб для мужественной жизни,

  Медный лик стремлением объятый!

(обратно)

Сны^*

Приснятся под утро порой

Бураны при месячном свете,

А то напряженно-сырой

С разливов сиреневых – ветер…

  Раскрытый губернский парк

  Так важно гудит, свирепеет,

  Под вечер – и зябкость, и пар,

  Но полдень на солнце пригреет.

И вы в ежедневном пути

Все та же – с портфелем, в тревоге.

А наши вдвоем «по пути»,

Вы помните? – осенью строгий

  Раскрытый, сквозящийся парк

  И споры о Бунине, Блоке

  И ваше смешное n’est ce pas,

  И ласковый зябнущий профиль…

(обратно)

Камея^*

Мадонна может исцелить

Всю боль. И сердце – от камней,

И невозможно не любить

Изображение камей.

Резьбы листва, лицо бледно,

Святая опустила взгляд

И розовым сквозит, как дно

Куда все горести глядят:

Держу дрожащею рукой

И на камею щурюсь в свет, –

О, розовеющий покой

Которым я живу во сне,

И о котором тосковать

Раздумия приходит час…

Мои угрюмые слова

С глазами вашими встречались.

(обратно)

Память^*

И странно подумать: ты был – будто снился…

Ты был и исчезнул. Я помню сквозь дым,

Как утренний воздух туманно светился

Над садом весенним, высоким, пустым.

И утренний воздух так ясно показывал сучья,

И легкая зелень сквозила в выси…

Ты – умер, ты – память. И было бы лучше

Чтоб памяти образ туман погасил,

Чтоб ты мне не снился. Чтоб я не тужил.

(обратно)

Образ^*

  Я вижу свет. Я слышу жизни шумы.

  Вот блеск стекла. Вот голос за окном.

  Я чувствую себя. Я чувствую, за стулом

  У занавески край шевелит сквозняком…

Но будет вот что: станет непонятным

И книги шрифт, и кожа на руке.

И я уйду – без подписи, невнятно.

Как запах лип.

На сквозняке.

(обратно)

Соседство^*

Тогда лицо повесят в галерее,

А дух возьмут служить в библиотеках,

И будут говорить о Гулливере, –

И на лицо придет смотреть --">