Анатолий Жариков - Сука-жизнь

последней остановки.

3.

Мой друг, болгарин из Софии, Красимир

Георгиев (да не судите строго

его фантазию) встречал единорога,

я переводом это подтвердил.

А дело было, как понять я мог,

так: он с вечеринки возвращался, место

глухое было, в лужице у ног

увидел две звезды и полумесяц,

и тот представился: "Единорог".

Хоть страшен зверь был, без испуга

поэт признал в нём не диковину, но друга.

Когда я пьян и женщина у ног,

я часто плачу, вспоминая этот

весёлый случай; рад, что Бог

нашёл, в конце концов, Поэта,

а мог бы и не мог.

Но Красимир дал выход положенью

и написал о том стихотворенье.

А что утешит одинокого поэта?

Вино и женщина, курительный табак?

Всё это так

и всё же всё не это…

4.

Он был тринадцатым в тот вечер за столом.

И преданно апостолы глазели,

скорее от любви, чем от вина,

смотрели в Бога. Бог –

он не рифмуется ни с чем,

сам слово в слове.

Да, он в начале мог,

теперь не хочет…

Пока ж ученики сидят,

пьют красное и заедают плотью.

Как под рукой да Винчи, взгляд

Иуды тайной отличается от прочих.

…Ни денег, ни любви, сплошной облом,

жизнь без конца, что пьянка без итога.

Иуда – сказка девушкам в альбом.

Нам нужен миф. И мы распяли Бога.

***

Майдан шумит на Украине,

хренеют липы и осины;

кричат; дрожат у магазинов

прилавки, лавки, лимузины.

Последнего начало века,

бастуют зэки и казаки,

чувак звенит на балалайке,

дождь мочит памятник Шевченке.

***

…И пока выдыхаем во снах

серу ада и солнце рая,

ты за всех опускаешься на

две

коленки и слово лаешь.

***

Заштатный город, осень, небо, грустно,

кофейня, церковь, магазин, тюрьма,

всё, гражданин, для сердца и ума,

и слишком человеческое чувство.

***

В петле качаешься, значит не больно, счастье

это за 9 сек. стометровка крови,

вот и тебя прозвали вышкой, причастность

к больше не видеть, к больше не хмурить брови.

Где-то волна грызёт океана сушу,

зреют светила на ночном небосводе,

я не забуду помнить, я не забуду слушать,

вновь собери меня на песок и воду.

Мать Мария

–Я женщина, потом уже Мария,

что делать матери, когда ребёнок бросил

родимый дом?

–Его благословил я…

–Молчи, Иосиф!

–Кровь застывает, в мыслях нет покоя,

боль слёз, свободы чувства просят.

–Он наш, он новый мир построит…

–Молчи, Иосиф!

–Жизнь омерзительна, построена на жертве,

пусть колыбель и гроб терзают гвозди.

Я мать, влагалище, я старше смерти.

Молчи, Иосиф.

***

С безуминкой в зобу, чернитель слов,

друг мудаков, поэтов и злодеев,

растасканный и гением, и геем,

Сергунька, Серж, Серёжа Чудаков.

--">