Панч - Рыбка в рубке

Рыбка в рубке (Притчи, басни и фантазмы)

Подосиновик

День-денёшенек

одинёшенек.

Эх, без Ноченьки

он сейчас.

Солнце жёлтое

с белой чёлкою

из под облака

щурит глаз.

Как протёртое,

небо синее…

Эхма, крепенький

подосиновик!

Дождик слепенький,

льётся ласково.

Под кустом живёт

без опаски он!

Не посаженный.

И не рощенный.

Семи росами

прополощенный.

Ждёт-пождёт одну

раскрасавицу.

Ах, мечтает так

ей понравиться!

…А она придёт

да поклонится.

И найдёт его,

и наклонится.

Срежет ножичком.

В туес

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ кинет.

И в грибочке

душа

остынет.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ^26.12.21

Паук и птица

сказка

Отродье Шелоб, страшный Шмак —

убийца подлый

и варнак

(Чей вид и мерзкие повадки

не описать: настолько гадки

и отвратительны они!)

в злодействах проводил все дни

и ночи. На рассвете спал.

А на закате… сочинял.

Не смейтесь: даже гад ползучий

способен быть творцом созвучий.

Уж если ты Арахны сын,

привычный выплетать ловушки

(куда беспечные зверушки

и птички, дружно как один,

легко и скучно попадают,

хоть пешим ходом, хоть летая),

то… точно ты уже поэт!

Плетельщик шёлковых тенет,

создатель западней отличных —

красивых, прочных, симметричных.

В таких доверчивый читатель,

метафор ярких почитатель

готов запутаться душой!

Как только впечатлён — он твой!

Он пойман!

…Или же она.

Что слаще. Ведь хмельней вина

её проснувшая страсть.

Тем легче бедненькой пропасть,

чем искушённей искуситель —

певец, прелестных слов сказитель.

⠀⠀ ⠀⠀

И Демон, что сгубил Тамару

любовным инфернальным жаром,

и Фауст, Гретхен возжелавший,

и девственность её укравший,

суть пауки.

И суть поэты.

Они воспеты.

И отпеты.

Вампиры нежных женских душ.

А что мужья? Объелись

груш…

⠀⠀ ⠀⠀

Вернёмся к злому паучине.

Сидел он как-то в паутине

и сочинял (ну, как уж мог),

по сойке скорбный

некролог.

Её иссосанное тело

пустою куклою висело

над головою кровососа.

…Стихи лились быстрей поноса.

И вдруг биение быстрых крыл

(на строчке: "Я ж тебя любил!"),

паук-писака ощутил.

"Попалась пташка!"

Сеть дрожала.

Из брюха высунувши жало,

наверх помчался паучок

со всех восьми послушных ног.

Вот добежал.

"Как хороша!"

Липчайшей нитью, не спеша,

милашку-ласточку опутал —

как в шубку серую укутал.

Надёжен кокон — не сбежать.

Теперь ужалить

и сосааать.

Из нежной шейки кровь вкуснеей…

("Где кружка? Нянечка, налей…")

— Подлец! — прекрасные глаза

открыла птица и слеза

упала пауку на грудь…

"Ах, сердце!" — Поздно, не вдохнуть

без сладкой боли… Что за бред?

Он в плен не попадался, нет!

Его любили, это да.

Но чтобы он?! Да ерунда!

"Сейчас я жало ей воткну

и впрысну яд. Быстрее, ну!"

Преодолел себя палач.

Любви новорождённой плач

в душе горящей заглушил.

Почти воткнул, почти решил…

…Тут и запела птица-рай.

"Играй, любимая, играй!

На струнах гибнущей души…

Души, любимая, души!!!

Твой голос — дивный сладкий яд!

А песни — голову кружа́т.

Я графоман, ты поэтесса.

Я старый нищий, ты —

принцесса!

Не погублю, лети из леса!

Из этих лап, из этих рук…"

И птицу выпустил

паук…

— А ну-ка прочь! Окончен бал! —

в душе рыдая, он кричал.

— Поёшь ты плохо, голос лжив!

Неблагозвучен, некрасив!

Лети отседова давай!

(А сердце плакало: --">