Вадим Габриэлевич Шершеневич , Сергей Третьяков , Анатолий Васильевич Фиолетов - Авто в облаках

ваши могучие ханы

Замышляли кровавый набег.

И покрытые кожей верблюжьей

Колыхались цветные шатры,

Ржали кони, звенело оружье,

Желтым дымом курились костры.

И рукой, маслянистой от плова,

Запахнув свой камчатный халат,

Ваш владыка бросал свое слово

На восток и далекий закат.

И в кибитке, обмазанной дегтем,

Средь толпы раболепных князей

Он окрашенным хиною ногтем

Убивал надоедливых вшей.

На разостланной шкуре воловьей

Принимал равнодушно дары –

Бурый мускус с венозною кровью

Кашемирскую ткань и ковры.

По ночам подымались вы в стане,

Пробуждая безмолвье степей,

Чтобы вновь приволочь на аркане

Смуглотелых китайских детей.

Оросив покоренные страны

Страшным севом кровавой росы,

Гноетечные струпья и раны

Вы лизали, как смрадные псы,

И когда моровые туманы

Приносили дыханье чумы,

Вы сжимали в руках талисманы

Из зеленой священной яшмы.

И в степях кочевые народы,

Как томимые зноем быки,

Пили с жадностью ржавые воды,

Что сочились сквозь торф и пески.

И белели кристаллами соли

Высыхавшие чаши озер,

И земля содрогалась от боли

На дымившихся оползнях гор.

И в горах, где магнитные руды

Искромечут таинственный ток,

Проходили, качаясь, верблюды

На залитый пожаром восток.

Нина Воскресенская

Дерибасовская ночью

(Весна)

На грязном небе выбиты лучами

Зеленые буквы? «Шоколад и какао»

И автомобили, как коты с придавленными хвостами,

Неистово визжат: «Ах мяу! мяу!»

Черные деревья растрепанными метлами

Вымели с неба нарумяненные звезды,

И краснорыжие трамваи, погромыхивая мордами,

По черепам булыжников ползут на роздых.

Гранитные дельфины – разжиревшие мопсы

У грязного фонтана захотели пить,

И памятник Пушкине, всунувши в рот папиросу,

Просит у фонаря: «Позвольте закурить!»

Дегенеративные тучи проносятся низко,

От женских губ несет копеечными сигарами,

И месяц повис, как оранжевая сосиска,

Над мостовой, расчесавшей пробор троттуарами.

Семиэтажный дом с вывесками в охапке,

Курит уголь, как дэнди сигару,

И красноносый фонарь в гимназической шапке

Подмигивает вывеске – он сегодня в ударе.

На черных озерах маслянистого асфальта

Рыжие звезды служат ночи мессу…

Радуйтесь сутенеры, трубы дома подымайте –

И у Дерибасовской есть поэтесса!

Порт

По липким рельсам ползут паровозы,

Отирая платками дыма вспотевший лоб,

И луна, как вампир с прогнивающим носом,

Злорадно усмехаясь, сосет телеграфный столб.

Внизу визжит, как заржавелый напилок,

Нарумяненных женщин хмельной базар,

Чтоб глаза пьяных матросов наливались сетями жилок

И в расхлябанные мозги вонзался пароходный угар.

У разбитой кормы норвежского брига,

Где ветер в снастях, как музыкант, чуток,

Ошалевшие матросы отплясывают жигу,

Опрокидывая на-земь обнаглевших проституток.

На луне от фабричного дыма пятна,

Как на ноздреватом голландском сыре,

И синеглазому маяку очень неприятно

Оттого, что он не первый в мире.

О любитель соловьев

Я в него влюблена,

А он любит каких-то соловьев…

Он не знает, что не моя вина,

То, что я в него влюблена

Без щелканья, без свиста и даже без слов.

Ему трудно понять,

Как его может полюбить человек:

До сих пор его любили только соловьи.

Милый! дай мне тебя обнять,

Увидеть стрелы опущенных век,

Рассказать о муках любви.

Я знаю он меня спросит: «А где твой хвост?

Где твой клюв? где у тебя прицеплены крылья?»

«Мой милый! я не соловей, не славка, не дрозд…

Полюби меня – ДЕВУШКУ,

  ПТИЦЕПОДОБНЫЙ

    и

  хилый… Мой милый!

Петр Сторицын

Бензиновый Пегас

Владимиру Хиони.

Драконы туч несутся мимо,

И четкий пар встает вдали,

И запах копоти и дыма

Плывет от сохнущей земли.

Слагая далям поэметты,

Надев брезентные пальто,

Садятся смуглые поэты

В свой разукрашенный авто.

Расправив радужные крылья,

Взметнув в туман седую пыль,

Как рыжий коршун, без усилья

Взмывает в высь автомобиль.

И над серебряным простором,

За --">