Василий Абгарович Катанян , В Кара-Мурза - Синим вечером

средь каменных зданий

Толпа, развращенная пошлостью фраз…

О сколько тоски и невинных мечтаний

В мерцаньи лампадных и ищущих глаз.

Проспект. Дерзкий вызов. Презренье и встречи

Проспект. Электричество стонущих лун…

И моды и туфли, и ласки и речи,

Рыданье шарманки и шепоты струн.

Разбросанный гордо, весь каменно-серый

Проснувшийся Город в кипеньи огней…

Проспекты. Прожекторы… Наглость и Вера,

И гимны Христу и сверканья Мечей.

В окне

Ты вся застыла в окне холодном

К стеклу примерзла волос вуаль.

Туманный город – холодный Лондон

В тебя забросил свою печаль.

Ты вся такая ж; те ж занавески.

И то же платье, что было встарь;

Но только грустью делиться не с кем…

Туманит стекла седой январь.

Вся жизнь в минувшем так метеорно,

Во всем, что было давно-давно…

Морозом вечер расшит узорно.

Узорный вечер глядит в окно.

В осеннем парке

Золотисто-малахитовый потускнел небесный свод

Я сижу Мечтой увитый у фонтана белых вод…

Осень тихо и неслышно обвела меня рукой,

Кто-то шепотный и лишний все смеется надо мной.

Тихо шелесты багряные заколышатся, умрут…

Плачут грустные туманы, тихо плачут там и тут.

Все ушло. Все как-то дально. Я не тот – я уж другой.

Осень нежно и печально листья сыплет надо мной.

Золотисто-малахитовый парк аллейный опустел.

Весь сонатами увитый я не знал, что я хотел.

И оранжевые глазки Осень кинувши ко мне

Все нашептывала сказки, тихо-тихо, как во сне.

В вечерних сумерках

Мне скучно, плохо так. Себе я непонятен…

Не то кричать, как зверь, не то рыдать хочу…

Игру расплывчатых лилово – серых пятен

Усталой головой уныло я влачу.

Раздвоенный мудрец, Поэт и Балаганщик

Комедию любви зачем я приобрел?

Ведь лучше без тебя, ведь лучше было раньше

Там, в васильковых рощах милых наших сел.

Когда я маленький, в коротеньких штанишках,

Срывал рукою детской нежные цветы…

Теперь же в голове туманный образ Ницше,

В раздвоенной душе неясные мечты;

Теория любви – любовь мне заменила…

Кто мне посмел сказать, что будто я Поэт?

Кто отравил цветы моей прекрасной виллы?

Ведь жизнь вся впереди! Мне лишь семнадцать лет

В осеннем окне

Задумчиво раскрыл скрипящее окно,

Взглянул рассеянно на переулок старый…

Такой осенний весь я вспомнил об одном…

Твой взор сквозь тень ресниц, тяжелый и усталый,

Мне душу придавил упреком ледяным…

Тогда, как и теперь, фонарь струил свой дым

В панели зеркало – холодное, стальное.

Стояла у дверей, прощаяся с Поэтом…

Хотела попросить… я сухо отказал…

Твой шелковый платок из рук твоих упал…

Бессильно дрогнувши, ты сделалась больною…

Ушла… не застегнув осеннего пальто

И после я узнал – ты радовалась где то

Что мне оставила… хоть шелковый платок…

У огня

Ты – женщина. Свернувшись у огня

В комочек розовый колеблющихся пятен,

Ты быстро чрез плечо окинула меня

Кривой насмешкой губ…

Подруга в кресле хитро подняла

И злом бровей презреньем понятнымы…

Ты рассказала все. Ты ту тайну раздала…

Твой смех цинично груб…

Вместив любовь и наглости огня

Твой мир остался мне все так же непонятен…

Но то хорошее, что было у меня

Ты превратила в труп.

Василий Катанян

«Ведь трамваи несутся, ведь грохочут моторы…»

Ведь трамваи несутся, ведь грохочут моторы,

Ведь стремится в влекущее обезумевший рок,

Почему ж в моей комнате все опущены сторы,

Почему все скрывается мой больной огонек.

Ведь порывистый город в электрический вечер

И в холодные ночи обнажает разврат,

И туманом прикрывши все проспектные встречи,

Он уводит влюбленных в заколдованный сад.

Потому в моей комнате все опущены сторы,

Потому все скрывается мой больной огонек,

Что б не слышно мне было, как грохочут моторы,

Как пьянеет грядущим обезумевший рок.

В каморке бедной

Сегодня я бродил пустынно, одиноко,

Молитвенно смотрел в мерцанье фонарей.

Миганье хмурых глаз манило там глубоко

И ждало как то зло у запертных дверей.

Сегодня я страдал в моей каморке бедной

Мучительно смеялись тени надо мной,

А я --">