Николай Николаевич Асеев - Том 2. Стихотворения и поэмы 1927-1930
Название: | Том 2. Стихотворения и поэмы 1927-1930 | |
Автор: | Николай Николаевич Асеев | |
Жанр: | Поэзия | |
Изадано в серии: | неизвестно | |
Издательство: | Художественная литература | |
Год издания: | 1964 | |
ISBN: | неизвестно | |
Отзывы: | Комментировать | |
Рейтинг: | ||
Поделись книгой с друзьями! Помощь сайту: донат на оплату сервера |
Краткое содержание книги "Том 2. Стихотворения и поэмы 1927-1930"
Настоящее Собрание является самым полным изданием произведений Н. Асеева. Автор заново пересмотрел все свои произведения, некоторые из них отредактировал, причем в большинстве случаев вернулся к ранним текстам, которые после многочисленных переизданий претерпевали всевозможные превращения. Некоторые поэмы и стихотворения, ранее печатавшиеся в сокращении, автор восстановил в полном виде. Четыре тома издания составляет поэзия, и один – проза. Все произведения, кроме поэм, объединены в книги или циклы. Книги, циклы и поэмы располагаются по разделам в порядке хронологии.
Во второй том Собрания вошли стихотворения и поэмы 1927–1930 годов.
https://ruslit.traumlibrary.net
Читаем онлайн "Том 2. Стихотворения и поэмы 1927-1930". [Страница - 3]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (57) »
шум и свет!..
Неужели же
мы не вычистим
тишину
непролазных лет
рассиявшимся электричеством?
Мне не сласть –
над одной Москвой
видеть света
дуги и радуги:
я хочу,
чтобы им насквозь
пламенеть
на Волге и Ладоге,
Муть и сонь
непробудных мест,
грохоток
под железной шиною, –
в дрожи звезд
задремал уезд
тишиной своей
петушиною.
Сколько лет нам
за лес и хлеб,
подвозимый
горькими клячами,
распевать
про навоз и хлев, –
жить лишь
радостями телячьими?!
Не насквозь же
сердца пророс –
и сердца
остеклели заживо –
этот злой
голубой мороз,
норовящий
кровь замораживать?!
Нет!
Недаром тот блеск и шум.
Разбросайся, костер,
поленьями.
Сдвинься с места,
гиляцкий чум,
топоча ногами оленьими.
Шевелись,
голосок во рту,
желчь и горечь обиды
выплюнув.
Мы собьем
вековой колтун,
темнотой
над Севером вздыбленный.
Полыхнет –
не в одной Москве, –
жить светлее
повсюду хочется, –
этих зорь
небывалый свет,
и петушья песня
прикончится!
Свет
сверлящих тьму
проводов,
глаз зари,
запылавший ранее,
ты затмишь
своей правотой
даже
Северное сияние.
Не погаснешь ты
под крылом,
слепотой
и ужасом веющим;
ты нам блещешь
в темь
напролом
по снегам,
зарей розовеющим…
По Москве
кричат петухи,
по нашестам своим
орут еще.
Но растут
огни
и стихи
о сияющем
нашем будущем!
1928
Москвичи
1
Своею,совсем особою кастою, –
чужие придут –
сгорим от свечи, –
жили лобастые
и очкастые
закоренелые
москвичи.
На Сивцевом Вражке,
на Старо-Конюшенном
и дальше
за тусклым просветом реки
еще и теперь
могут быть обнаружены
их старые гнезда –
особняки.
Носители славы
и знания светочи,
они
родовое хранили лицо
среди
дорогой им
наследственной ветоши,
покрытой душистой
истлелой пыльцой.
Всем семейством,
за компанию,
ездили в баню.
Всей Москвою
правили свадьбищи,
и, отсияв,
отплясав,
отгорев,
род за родом
сбирался на кладбище
тем же цугом
фамильных карет.
Трещали комоды
пузатого дерева,
ложились
пасьянсовых карт
веера,
и маятник
грузное время отмеривал
над хитрыми
росчерками пера.
Так проходило
лет полсто́,
и в перебродившем
вине поколений,
скопившись в застое
довольства и лени
крепчал,
зародившись,
Лев Толстой.
Он,
будто ударить страшась,
за пояс
засунув
огромную руку-клешню,
вставал,
распирая
и полня собою
дубового века
тугую квашню.
2
Быть может,они и взаправду сгорели,
когда,
разливая весенний галдеж,
от плоских Башкирий,
от тусклых Карелий
пришла
непонятливая молодежь.
Пришла,
молодыми плечьми
колыхая,
и из-под верблюжьих шерстей
и овчин
глядит,
запрокинув свои малахаи:
«Учи нас
науке своей,
москвичи».
Ей хочется
нынешней новины
свежей, –
как ноздри оленя,
парной и простой.
А мы ей:
«Постой, товарищ,
а где же
таящийся
среди вас Толстой?
Чтоб он появился –
под нашей опекой
концерты послушай,
музей обегай.
Чтоб ты научился
переживать
к следующей зиме –
выслушай лекцию
о кружевах.
Выучи
метр и размер:
«Ветром густым
ломит кусты,
мчится стрелой
олень.
Я на весу
пулю несу,
мог бы догнать,
да лень.
Что мне бежать,
если свежа
вечера
сонь и тень.
Это не лес –
города блеск,
это – трамвай, –
не олень».
3
Когда возвращалсякакой-нибудь пьяненький,
от вин,
почета
и времени дряхл,
он был раздеваем
столетнею нянькой
в повойнике пестром
на серых кудрях.
А эти –
не требуют наблюдений,
крепки их клыки
и упруга рука.
Высок и росист
рассиявшийся день их,
и ночь их спокойна
и глубока.
До их кочевого
тревожного быта
еще не коснулся
бродильный застой.
Из них не придет –
на носу зарубите –
ни Пушкин,
ни Гоголь,
ни Лев Толстой.
Мы – молодость мира,
мы только на- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (57) »