Библиотека knigago >> Поэзия >> Поэзия >> Том 2. Стихотворения и поэмы 1927-1930

Николай Николаевич Асеев - Том 2. Стихотворения и поэмы 1927-1930

Том 2. Стихотворения и поэмы 1927-1930
Книга - Том 2. Стихотворения и поэмы 1927-1930.  Николай Николаевич Асеев  - прочитать полностью в библиотеке КнигаГо
Название:
Том 2. Стихотворения и поэмы 1927-1930
Николай Николаевич Асеев

Жанр:

Поэзия

Изадано в серии:

неизвестно

Издательство:

Художественная литература

Год издания:

ISBN:

неизвестно

Отзывы:

Комментировать

Рейтинг:

Поделись книгой с друзьями!

Помощь сайту: донат на оплату сервера

Краткое содержание книги "Том 2. Стихотворения и поэмы 1927-1930"

Настоящее Собрание является самым полным изданием произведений Н. Асеева. Автор заново пересмотрел все свои произведения, некоторые из них отредактировал, причем в большинстве случаев вернулся к ранним текстам, которые после многочисленных переизданий претерпевали всевозможные превращения. Некоторые поэмы и стихотворения, ранее печатавшиеся в сокращении, автор восстановил в полном виде. Четыре тома издания составляет поэзия, и один – проза. Все произведения, кроме поэм, объединены в книги или циклы. Книги, циклы и поэмы располагаются по разделам в порядке хронологии.
Во второй том Собрания вошли стихотворения и поэмы 1927–1930 годов.

https://ruslit.traumlibrary.net

Читаем онлайн "Том 2. Стихотворения и поэмы 1927-1930". [Страница - 2]

рука

не легла, как плеть,

встань у песен

пылать и тлеть.

Каждый звук свой

и каждый слог

преврати

в людей ремесло,

чтоб трясло,

как кирка забой,

сердце –

дней глубину –

тобой.

Слушай,

чтоб не смолкал твой слух

этот грохот

и этот стук;

помни,

чтоб не ослеп твой глаз,

этот отблеск

и этот лязг.

Не опускай

напряженных плеч,

не облегчай

боевую речь;

пусть, хитра она

и тонка,

вьется стружкой

вокруг станка.

1928

День отдыха

Когда в июнь

часов с восьми

жестокий

врежется жасмин

тяжелой влажью

веток,

тогда –

настало лето.

Прольются

волны молока,

пойдут

листвою полыхать

каштанов ветви

либо –

зареющие липы.

Тогда,

куда бы ты ни шел,

шумит Москвы

зеленый шелк

цветков

пучками вышит,

шумит,

горит

и дышит!

Не знаю, как

и для кого,

но мне

по пятидневкам

Нескучный

машет рукавом,

зовет

прохладным эхом;

и в полдень,

в самую жару –

кисейный

полог света –

скользят

в Серебряном бору

седые тени

с веток.

Как хорошо

часов с пяти

забраться

в тень густую!

В Москве –

хоть шаром покати,

Москва

тогда пустует.

И вдруг нахлынет

пестрый гам

людским

нестройным хором

и понесется

по лугам,

по Воробьевым

горам.

Мне хорошо с людьми,

когда

они спешат

на отдых,

и плещет

ласково вода

в борты

бегущих лодок.

Мне хорошо,

когда они.

размяв

от ноши

плечи,

разложат

мирные огни

в голубоватый

вечер,

А на окраинах

уже,

по стыкам рельс

хромая, –

чем вечер позже

и свежей –

длинней

ряды трамваев;

они

настойчиво звенят,

зовут

нетерпеливо

нести

домой нас,

как щенят,

усталых

и счастливых.

1928

Ночью из окна

Мы растем,

развертываем плечи,

завоевываем воздух,

радио,

кино.

Но –

сквозь новый облик человечий

просквозит внезапно

век иной.

Вверх бегут

готические своды

в каменные

средние века,

будто снова –

сумрачные воды

повернула

времени река.

И на этом

современном свете

безо всяких

новых перемен…

Задыхаясь,

Сакко и Ванцетти

кандалами

брякают

в тюрьме.

Бредят люди

в постоянном страхе,

и

неверных Риму

горожан

в переулках

черные рубахи

холодно

и зорко сторожат.

Глянь на море…

Волны так же серы.

Будто

бронь стальную

погребли

И стянули снова

флибустьеры

к безоружным странам

корабли.

В мире – глухо,

зло

и сиротливо…

Посмотри,

как вспыхнули огни:

это –

город будут

в час отлива,

отступая,

поджигать они.

Видишь,

как от мала

до велика

высыпал

народ на берега.

Слышишь,

как кривится

рот от крика

как разрыва

длится перекат!

Что же ты,

потупившийся сиро,

что придумал

на защиту ты, –

вместо этого

стареющего мира,

черной нищеты

и пустоты?

Хочешь ли,

чтоб это продолжалось,

чтобы даль

кнута была грубей,

чтобы только страх,

и гнев,

и жалость

панихиду

пели по тебе?

Разметать

каким доверишь

бурям

ты,

к стеклу приникнувший

без сил,

жерла пушек,

плиты горьких тюрем,

скопища

летучие бацилл?

Не в одной –

единственной стране ли,

чьей весны

от губ

не отогнать,

времена иные

засинели,

как рассвет

у моего окна?!

Пусть еще и холодно

и лунно,

пусть о камни

бьет еще приклад –

ты встаешь

из сумерек,

коммуна,

резкой явью

стали и стекла.

Рушатся

готические своды

на забытом,

древнем берегу,

и времен

натруженные воды

к твоему подножию

текут.

1927

Свет

По Москве

кричат петухи!.

Значит –

суп у нас будет с курицей

Отчего же

мои стихи

продолжают

мрачнеть и хмуриться?

По стране

звенят пятаки,

серебро

оттянуло гашники.

И сравнений

нет никаких

с захудалостью

дня вчерашнего!

Только радость моя –

узка,

мельтешит

от случая к случаю.

Неужели ж

я стал брюзга,

не затронутый

жизнью лучшею?

По Москве у

Оставить комментарий:


Ваш e-mail является приватным и не будет опубликован в комментарии.