Игорь Сунерович Меламед - Арфа Серафима: Стихотворения и переводы
Название: | Арфа Серафима: Стихотворения и переводы | |
Автор: | Игорь Сунерович Меламед | |
Жанр: | Поэзия | |
Изадано в серии: | неизвестно | |
Издательство: | ОГИ | |
Год издания: | 2015 | |
ISBN: | 978-5-94282-769-4 | |
Отзывы: | Комментировать | |
Рейтинг: | ||
Поделись книгой с друзьями! Помощь сайту: донат на оплату сервера |
Краткое содержание книги "Арфа Серафима: Стихотворения и переводы"
УДК 821.161.1-1
ББК 84(2Рос=2Рус)6-5
М47
Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России» (2012–2018)
В оформлении книги использованы фотоработы Александра Барвуха
Составитель Анастасия Розентретер
Предисловие Дмитрия Бака
Меламед И. С.
М47 Арфа серафима: Стихотворения и переводы / Игорь Меламед. — М: ОГИ, 2015. — 380 с.
ISBN 978-5-94282-769-4
Поэтический корпус Игоря Меламеда (1961–2014), одного из самых проникновенных и тонких лириков последних десятилетий, продолжателя лучших традиций русской классической поэзии золотого и серебряного веков, собран под одной обложкой впервые. В первом разделе представлены все опубликованные при жизни стихотворения с добавлением трех напечатанных посмертно. Во втором разделе публикуются стихи из архива поэта. В третьем помещены стихотворные переводы с английского.
УДК 821.161.1-1
ББК 84(2Рос=Рус)6-5
ISBN 978-5-94282-769-4
© И. Меламед, наследники, 2015
© А. Розентретер, составление, 2015
© Д. Бак, предисловие, 2015
© ОГИ, 2015
Читаем онлайн "Арфа Серафима: Стихотворения и переводы". [Страница - 3]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (66) »
Образ неуклюжего «ботаника» сошёл на нет довольно быстро: Игоря не всегда понимали, но уважали его непонятность и сугубую серьезность. Его тексты ходили по рукам, их знали, любили. Уже в это время складывается универсальная топология меламедовского стихотворения: бессонница в морозную ночь, снегопад, боль одиночества, оставленно- сти, тёплое объятье родного человека на мировом холоде, которое обречено на умирание. Чего здесь больше — идущего от семьи восприятия узкого и ласкового мира, противостоящего внешней стуже? Молодых влюблённостей, которых Игорь в эти годы испытал несколько?
Простого ответа на эти вопросы не существует уже потому, что в стихах Меламеда с самого начала совпали в одном контуре материи разномасштабные и разноприродные, причём их совпадение не является ни тавтологией, ни механической суммой. Как цвета спектра, сходясь в едином фокусе, дают в результате прозрачный белый свет, не тождественный ни одному из исходных слагаемых, так в стихах Игоря Меламеда совпали метафизическая обобщённость магистральных тем, вроде бы сводящая на нет возможность бытового личностного контекста, и наоборот — абсолютная личностность, замкнутость на непосредственных, тактильных, вовсе не метафизических ощущениях.
Тождество персонального и надмирного оказывается возможным вопреки всякой логике: описание жертвенной любовной заботы о конкретном, земном человеке, безысходного страдания из-за неминуемой с ним разлуки неуловимо-стремительно отождествляется с любовью-страданием совершенно другого рода: здесь уже человек как таковой, не наделенный конкретной и уникальной земной биографией, страдает от заброшенности в одиночество, в отсутствие высшего, абсолютного тепла и дружеского вспомоществования.
Полуиронический афоризм о том, что у поэзии всего три главных темы: Бог, смерть и любовь — находит в поэзии Игоря Меламеда почти буквальное подтверждение, но в том-то и состоит дело, что зримое и личное в этих стихах не может быть отмыслено от идеального. Да, инициалы адресатов лирики Меламеда (Т. М., Е. С., М. Г. и им подобные), ныне живущих или уже ушедших, наделённых собственными биографиями и ролями в его судьбе, вполне могут быть расшифрованы, однако «реальный комментарий» ничего не прибавит к пониманию сущности, природной органики его стихотворного космоса. Освобождение большинства стихотворений от пластики пейзажных и бытовых описаний, от всякого подобия сюжетности, стремительный переход повествования от жизненных ситуаций к метафизической, отвлечённой топике — вот этой органики основные приметы.
Каждый, кто внимательно прочитал «домосковские» стихотворения Меламеда, заметит две доминирующие особенности, два смысловых центра его поэтики.
Во-первых, тотальная непреодолимость неудачи, обреченность на одиночество. Это справедливо для обеих сопряженных сфер бытия: бытовой и духовной. Любовь человека к человеку временна и конечна по определению, ее никак невозможно заполучить завоевать навсегда. Точно так же фатально ограничен и срок присутствия души в привычной земной телесной оболочке, и здесь расставание и уход непреложны и неминуемы.
Я не вижу тебя и не вижу.
Я не стою тебя и не стою.
Я не ближе к тебе и не ближе.
Сожаленья и слёзы — пустое[1].
В моей комнате пусто и пусто.
Я люблю тебя очень и очень.
Только все мои мысли и чувства
тяжелы, как бессонные ночи.
Я на всех маскарадах опознан,
и, как старая кукла, отставлен.
Закрываются годы, как ставни.
И становится поздно и поздно.
(1982)
Второй смысловой центр меламедовской эстетики и поэтики — неизбежность и неминуемость страдания и боли как в жизни, так и в творчестве. Боль накрепко сращена с поэтическим ощущением мира, её бесполезно выдумывать из головы — она сама придёт в урочный час экзистенциального и художественного прозрения.
Кто ж эту ночь на боль короновал? —
пусть мой вопрос никем уже не слышим! —
Кто выдумал нелепый карнавал,
где в маске снега страх течёт по- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (66) »