Райнер Мария Рильке - Избранное

Книга картин (1902-1906)

Книга первая

Часть первая

Вступление

Кто б ни был ты, но вечером уйди

из комнаты, приюта тесноты;

на даль пространств за домом погляди,

кто б ни был ты.

И взглядом утомленным отдели —

прикован долго был к порогу он —

то дерево, что высится вдали,

и небо для него возьми как фон.

Ты создал мир. Великий и простой.

Как слово, что молчаньем рождено.

Но вот тебе познать его дано,

и в этот миг ты взор потупишь свой...

(Перевод Т. Сильман)

В апреле

Лесом запахло опять.

И жаворонки в выси уносят

небо, которое так надавило нам тело.

Виднелся, правда, сквозь сучья день опустелый...

Но после долгих, как ливни, полудней,

золотясь, пробегают по саду

солнечные минуты,

от которых спасаются вдоль по фасаду,

как раны, разомкнуты

окна и крыльями бьют в испуге.

Потом все стихнет. Даже дождь ходит тише

по темнеющему отливу мостовой.

Ежатся шумы, уходят они с головой

в блесткие почки, как под крыши.

(Перевод С. Петрова)

Два стихотворения к шестидесятилетию Ганса Тома

Лунная ночь

Немецкий юг, полуночь, полнолунье,

Оживших сказок тающий обман.

Секунды с башен падают в туман —

в глубины ночи, словно в океан, —

дозора зов, деревьев многострунье,

и только миг один молчанью дан;

и молвит скрипка из безвестных стран

о ней, о белокурой, о колдунье...

Рыцарь

Рыцарь, закованный в черную сталь,

скачет в ревущем кругу.

Вся жизнь — карусель: и день, и даль,

и друг, и враг, и пир, и печаль,

любовь, и лето, и лес, и Грааль,

и каждая улица — Божья скрижаль,

сам Бог — на каждом шагу.

Кого же панцирь черный неволит,

гнетет кольчуга стальная? —

Там смерть томится, и молит, и молит,

чужой клинок заклиная:

— Взвейся! Ты должен взвиться!

Ударь, чтоб сталь зазвенела!

Чтоб рухнула эта темница,

где я так устала

томить согбенное тело, —

чтоб я смогла распрямиться,

плясала

и пела.

(Перевод В. Леванского)

Девичья меланхолия

Мой рыцарь юный предан мне

почти как древний стих.

Приходит он, как по весне

вихрь налетает в тишине,

уходит, как в голубизне

звон колокольный в стороне,

где свет преображен.

С глухой тоской наедине

слезу в прохладном полотне

ты прячешь: плач твой тих.

Мой рыцарь юный верен мне,

и он вооружен.

Улыбкою при ясном дне

сияет он, и в белизне

слоновой кости, в тонком сне

его черты, как свет в окне

морозном, жемчуг на стене

и при луне

страницы книг твоих.

(Перевод В. Микушевича)

О девушках

I

Пусть другие на долгих дорогах

поэтов неведомых ждут;

всюду ищут безлюдный приют,

где их юные лютни поют

об истомах и темных тревогах.

Но девушкам счастье дано

не искать — только смех их задорно

журчит, как жемчужные зерна

над серебряной чашей. И знай:

от них открывается каждая дверца

в сердце поэта,

как в сказочный край.

II

Девушки, ваш трепет ожиданья

лишь дано поэту разгадать

и вложить в звучанья и в сказанья:

так, в глубинах звездного сиянья,

мы привыкли вечность созерцать.

Но уста к поэту не склоняйте —

к молодым восторженным устам, —

если даже ласк он молит сам,

потому что в ночь, не забывайте,

снятся только девушки мечтам.

Пусть в саду он бродит, одинокий,

и, как вечных, в сердце вас хранит —

у воды, где --">