Алексей Елисеевич Крученых , Нина Гурьянова - К истории русского футуризма

«футуризм дал единственное в искусстве по силе, остроте выражения слияние двух миров – субъективного и объективного, пример, которому, может быть, не суждено повториться. Но идейный гностицизм, футуризм не коснулся стоеросового сознания большинства, повторяющего до сих пор, что футуризм – споткнувшийся прыжок в ходе мирового искусства – кризис искусства (курсив мой. – Н. Г.). Как будто бы до сих пор существовало какое-то одно безличное искусство, а не масса ликов его по числу исторических эпох… Футуризм выразил характер современности с наивысшей проницательностью и полнотой»²².

Футуризм внес в предшествующее ему «усталое» искусство ту жизненно необходимую прививку нового, прививку «возрождающегося варварства, без которого мир погиб бы окончательно»²³. В глазах наиболее чутких к ритму времени представителей русской культуры «серебряного века» это было главным достоинством футуризма.

Непосредственно знакомясь с текстами раннего русского футуризма (и неохватным кругом интересов участников этого движения – достаточно вспомнить хотя бы имена Вальдемара Матвея (Маркова), Матюшина или Хлебникова) нельзя не поймать себя на мысли о том, что такое эффектно сформулированное определение «варварского неведения», оправданное с позиций современной футуризму и чуждой ему социальной цивилизации, во многом поверхностно. К примеру, в круг чтения Крученых за два месяца 1916 г., наряду со многими литературными и научно-популярными «новинками», которые Крученых просматривал регулярно, входили: поэзия Франсуа Вийона, проза Мережковского о Толстом и Достоевском, «Язык как творчество: психологические и социальные основы творчества речи. Происхождение языка» (Харьков, 1913) А. Л. Погодина, статьи о сектантстве и старообрядчестве, в частности, Д. Г. Коновалова «Религиозный экстаз в русском мистическом сектантстве» (Богословский вестник. 1908. Апрель), «Патология обыденной жизни» и «Толкование сновидений» Фрейда, «Автоэротизм. (Для врачей и юристов)» (СПб., 1911) профессора Гэвлока Эллиса (последнюю работу Крученых использовал для подготовки своей книги «Тайные пороки академиков».)

Подчеркивая различия футуризма итальянского и русского, Крученых писал в одной из статей: «В искусстве может быть несоглас (диссонанс) но не должно быть грубости, цинизма и нахальства (что проповедуют итальянские футуристы) – ибо нельзя войну и драку смешивать с творчеством. Мы серьезны и торжественны, а не разрушительно грубы…» Для русских поэтов и художников итальянская идея нового «универсального динамизма» и ритма, как проявление, созвучное бергсоновской идее витальности, трансформировалась в статьях Крученых в «футуристический сдвиг форм», слова и образа. Уже в самом названии одной из книг – «Взорваль» – подразумевается разрыв, резкий сдвиг, взрыв форм. Императивное «Читать в здравом уме возбраняю!»²⁴ – через слово как таковое заставляет обратиться читателя к жизни как таковой, к ее органической иррациональной сути, существующей вне всякого канона.

В своей зауми Крученых апеллирует не к логике читателя и его умению разгадывать словесные ребусы, не к книжному знанию, а к «знанию-бытию», к логике – вернее, алогизму – подсознательного, сна, как бы минуя сложившиеся языковые системы. Влияние фрейдистской теории «работы сна» и деформации речи в снах, в частности, концепции «сгущения» и «смещения», на сдвигологию Крученых требует отдельной статьи. Многие примеры искажения слов и их детальная интерпретация в «Толковании сновидений» Фрейда несомненно послужили моделью для Крученых в разработке механики зауми. Удивительно, что до сих пор никто из исследователей, по сути, не обратил серьезного внимания на многочисленные ссылки самого Крученых на Фрейда в своих работах. Между тем интенсивное изучение поэтом трудов Фрейда хронологически совпадает с разработкой им теории заумного языка и его основных формотворческих принципов.

За внешней эпатажной «грубостью» и «неведением» футуризма, этого «рыжего» русской культуры, сознательно напялившего на себя своего рода «ослиные уши», дразнившие критиков, стоит явление гораздо более сложное. «Художник увидел мир по-новому, и как Адам, дает всему свои имена», – провозглашалось в «Декларации слова, как такового»²⁵. И в этом смысле нигилистическое «неведение» футуризма скорее восходит к теологической традиции «ученого незнания», выраженной в трудах Мейстера --">