Светлана Васильевна Кекова - Сон в Лазареву субботу

Светлана Кекова СОН В ЛАЗАРЕВУ СУББОТУ

Поэт

1.

Узник, забытый всеми,

не ждёт свиданья,

но превращает время

в предмет страданья.

В клетке, читая сонник,

томится пленник.

Вновь зацветают донник

и подмаренник,

густо-зелёный шпорник,

чабрец, душица…

Знаешь ли ты, затворник,

на что решиться?

Тело твоё, как воду,

прольют на сушу,

выпустят на свободу

живую душу.

Будешь не заключённым —

царём, эмиром,

будешь в костюме чёрном

парить над миром.

Ты — не последний грешник,

не богохульник —

скажешь: созрел орешник,

зацвёл багульник…

2.

Жизнь освобождается от груза,

выучив страдания азы,

и опять летит к поэту муза

в виде легкокрылой стрекозы.

Ивы спят, загадочны, как инки,

как ацтеки, дремлют тополя…

Сядет стрекоза на лист кувшинки —

и возьмёт кукушка ноту «ля».

Хор лягушек, чтобы не фальшивить,

остудил в воде ненужный пыл.

Не спугни сегодня музу — ты ведь

стрекозу, как и меня, забыл.

* * *

Что ж ты пригорюнился,

дурачок?

Ты поймай мелодию

на крючок,

ты её, голубушку,

зацепи,

а потом держи её

на цепи.

На цепи мелодия

не страшна, —

ведь у покупателя

пуста мошна:

он, поэт и праведник,

стал левшой

с непонятной музыкой

за душой…

Ты забудь о прошлом,

спокойно спи,

Но держи мелодию

на цепи —

пусть она, как солнце,

идёт в зенит,

но при этом цепью

своей звенит!

* * *

На просеках влажных, на светлых опушках

сидели в своих разноцветных избушках

стрекозы и бабочки, пчёлы, шмели…

В их крохотных домиках розы цвели.

Топились в избушках голландские печки,

на окнах стояли прозрачные свечки,

на солнечных стенах висели сачки,

в которых сидели и пели сверчки.

Берёзы как белые храмы стояли,

играл богомол на огромном рояле,

и там, где рождался таинственный мрак,

его разноцветный топорщился фрак.

* * *

Анатолию Борисовичу Сучкову

Ласточка щебечет: «Где мой суженый?», —

и зовёт его что было сил.

На пригорке храм стоит разрушенный,

в нём живёт Архангел Михаил.

Ходят молча мимо храма жители

с детским чувством страха и вины.

Знаю я, что и мои родители

в этом храме были крещены.

Здесь венчались и встречали праздники,

отпевали родичей, как встарь,

а сегодня воробьи-проказники

залетают с улицы в алтарь.

Но в пространстве, где светло и ветрено,

вдруг возник Нерукотворный Лик,

а между Богдановкой и Жедрино

чудотворный стал журчать родник.

Да и мы — уставшие, как водится,

видим в небе как бы сквозь туман

Рождество Пречистой Богородицы

и Её Введение во храм.

* * *

Елене Кувшинниковой

1.

Хлеб с моей руки клюёт синица,

в речке просыпается налим,

а в аду Иуде снова снится

Вход Господень в Иерусалим.

Есть ли миг меж действием и словом

или нет таинственных преград

между Воскресением Христовым

и Его сошествием во ад?

2.

В волнах Волги рыб мелькают спинки,

в гнёздах птицы вывели птенцов,

а народ вдыхает в Крытом рынке

запах сыра, мяса, огурцов.

И солдатик с пачкою «Казбека»

овощной обходит молча ряд,

чтоб купить у старого узбека

символ воскресения — гранат.

* * *

Я хочу рассказать, как один аксакал

По вселенной ходил, человека искал.

Он по миру скитался с большим фонарём.

Для живущих он был и слугой, и царём.

Для усопших он воду живую носил —

поливал огород, выбиваясь из сил.

Мы не знаем теперь — был хорош или плох

--">