Светлана Васильевна Кекова - По замыслу Ганса-датчанина

Светлана Кекова ПО ЗАМЫСЛУ ГАНСА-ДАТЧАНИНА

* * *

1.

Села на ограду золотая птичка.

Горевать о прошлом — горькая привычка.

Забывать о прошлом — мелкая уловка…

Золотая птичка, светлая головка.

Светлая головка, маленькое тело:

золотая птичка с неба прилетела

и поёт о рае, нас погибших ради,

золотая птичка, сидя на ограде.

2.

Бедный трагик с зарплатою нищенской,

с пастернаковской рифмой в крови

соловью на ограде кладбищенской

говорит о бессмертной любви.

Говорит покаянно, отчаянно

соловьиного пенья вассал,

что по замыслу Ганса-датчанина

он искусством от смерти спасал.

Стаи воронов вьются над хутором,

рассыпаясь, как чёрный венец…

Был он ритором, ктитором, тьютером —

императором стал наконец.

И, утратив свой пафос лирический,

видит строки последние он:

сторожит соловей механический

дорогой императорский трон.

3.

Возле избы убогой

горько цветёт полынь.

Ты помолчи, не трогай

бедных моих святынь.

Жизнь моя стала ростом

с маковое зерно,

а над родным погостом

стало от птиц черно.

Что они ищут, птицы?

Слёз золотой песок?

Или вчерашней пиццы

брошенный здесь кусок?

Ясень стоит, как инок,

путь к нему недалёк —

папоротник, барвинок,

синенький василёк,

белых ромашек стайка,

времени берега,

зяблик, кукушка, чайка,

иволга, пустельга…

* * *

Бог Асклепий уплыл куда-то

врачевать беспокойный сон.

И грустят два крылатых брата —

Подалирий и Махаон.

Не дано им времён и сроков

знать, и делать во сне скачок —

но уже молодой Набоков

приготовил для них сачок.

Что, любитель античной прозы,

почитатель священных книг,

миг случайной метаморфозы

и тебя, как волна, настиг?

Ты уже не бессменный стражник,

стерегущий свои слова,

а великий бессмертный бражник,

бражник Мёртвая Голова.

* * *

Встал на стражу полдень ослепительный,

по колено в солнечной крови,

и следит, как матерьял строительный

собирают молча муравьи.

Вот один несёт иголку хвойную,

и плечо его обожжено,

а второй, как совесть беспокойную,

держит в лапах длинное зерно.

Муравьи — хорошие работники!

Ты лежи в траве и загорай,

а они, как Ленин на субботнике,

будут строить муравьиный рай.

* * *

Постепенно и я узнаю,

длилось прошлое вечность ли, миг ли?

Слишком долго мы жили в раю,

так что к этому раю привыкли.

Но душа тяжела и суха

даже в огненный миг испытанья…

Узнаю эту землю греха,

а над ней — облаков очертанья.

Узнаю этот сумрачный сад,

погружённый в пространство, как в воду…

Там плоды золотые висят

и сулят нам покой и свободу.

* * *

Я, услышав крыльев трепет,

веки разомкну.

Человек из глины лепит

для себя жену.

Перед сном он пьёт таблетки,

смотрит на табло,

а в грудной томится клетке

лишнее ребро.

Мышья норка, хлеба корка,

розы на окне…

Знаю я, кто будет горько

плакать обо мне.

В белой блузке из нейлона,

в юбке из парчи

я, как сон Пигмалиона,

растворюсь в ночи.

* * *

1.

Ходят люди, как в тумане,

потребляют жизни яд,

и у каждого в кармане

колокольчики звенят.

Мальчик делает укольчик,

вводит в вену героин,

в это время колокольчик

заливается над ним.

Окликает день вчерашний

колокольчик на холме,

бьётся колокол на башне,

сердце рыбы — на волне.

Разговор о смысле жизни

там смешон, где правит рок:

в этом странном механизме

звук на взводе, как курок.

И последний колокольчик —

--">