Владимир Григорьевич Бенедиктов - Сонеты

излечу

Лишь влагою очей, где факел тот возжегся.

3

Есть люди честные, а низкими слывут.

Не лучше ль быть, чем слыть? Ведь чистых наслаждений

И вовсе не найдешь, коль их отдать под суд

Не совести своей, а посторонних мнений.

Толпа причудлива, но для моих причуд

Не умягчить своих сердитых убеждений.

Не стану же и я, — как я ни слаб, ни худ,

Слабейших, худших чтить, боясь их осуждений.

Во мне есть то, что есть. Свет судит вкривь и вкось.

Да, он способен быть лазутчиком, шпионом,

Но не судьей. Он, мне, лишь только б довелось,

Свой приписав порок, сразит меня законом.

Чтоб быть судьей грехов, пусть он в закон бы ввел:

«Всяк грешен; смертный — царь, а грех — его престол».

4

Я жизнью утомлен, и смерть — моя мечта.

Что вижу я кругом? Насмешками покрыта,

Проголодалась честь, в изгнанье правота,

Корысть — прославлена, неправда — знаменита.

Где добродетели святая красота?

Пошла в распутный дом: ей нет иного сбыта!

А сила где была последняя — и та

Среди слепой грозы параличом разбита.

Искусство сметено со сцены помелом:

Безумье кафедрой владеет. Праздник адский!

Добро ограблено разбойническим злом;

На истину давно надет колпак дурацкий.

Хотел бы умереть; но друга моего

Мне в этом мире жаль оставить одного.

5

С дороги — бух в постель, а сон все мимо, мимо.

Усталый телом, я и рад бы отдохнуть,

Но мысль не хочет спать, и к той, что мной любима,

Сейчас пускается в дальнейший, трудный путь.

Мысль — эта странница — идет неутомимо

На поклонение к тебе, и мне уснуть

Минуты не дает; глаз не могу сомкнуть,

Вперенных в тьму, во мрак, в то, что слепцами зримо.

И зоркостью души я — без пособья глаз,

Я — вижу тень твою. Она живой алмаз

Во мраке полночи. Ночь эта блещет ею

И ею молодит свой черный старый лик.

Я ж от тебя ни днем, ни ночью, ни на миг,

Здесь — телом, там — душой, покоя не имею.

6

Могу ль я быть здоров, спокойствие сгуби?

Ограды вочыо нет мне за дневные муки,

На день грядущий сном не подкрепишь себя;

Днем на ночь наберешь запас тоски и скуки.

День с ночью — два врага, друг друга не любя,

Союзно мне вредить друг другу тянут руки:

Днем мучусь я с тобой, а ночью — без тебя;

Днем — труд свидания, а ночью — скорбь разлуки

Дню серому я льщу: я говорю, что он

Тобою освещен, тобою изукрашен.

А ночи также льщу: когда угрюм и страшен

Ее беззвездный вид, — твержу, что небосклон

Внести с светилами очей твоих, а очи

Твои мне портят дни и отравляют ночи.

7

Душа моя! О Дух! чистый в сфере грешной!

Корою грубою ты обведен кругом.

Зачем же красишь ты, лощишь покров свой внешний

И в роскоши такой содержишь этот дом?

Ты ненадолго в нем. Ты дальний гость, не здешний,

А на отделку стен все тратишься. Потом

Ты выедешь, а червь, — преемник твой поспешный,

Сейчас на твой же счет и запирует в нем.

Пусть лучше этот дом постраждет! Что в нем проку,

А ты будь бережлив, не траться, но копи!

Часть времени продай, часть вечности купи!

Что скорлупу беречь? Зерну дай больше соку!

Сам смерть ты объедай, — ту смерть, что ест людей.

Перемоги ее, чтоб не достаться ей.

8

Когда из хроники былых времен порою

Я описания прекрасных лип, читал,

Я много алых уст, глаз с огненной игрою,

Красивых ног и рук в отрывках подмечал.

Ведь были ж древние знакомы с красотою!

Но в этих очерках я, кажется, встречал

Намеки лишь на то, что ныне лишь тобою

Для нас осуществлен чистейший идеал.

Быть может, древние в пророчество впадали

О нашем времени и творческим чутьем

В грядущей красоте тебя --">