Николай Васильевич Панченко - Стихи — это то, что от жизни осталось... Избранное

Летает ко мне скворчиха —

ворчиха, родная птица.

Нам порознь никак не спится,

не пьется и не живется.

Она залетит напиться

водицы и остается

в прославленной сим навеки

без мрамора и колонн

скворешне. Смыкает веки

и спит под моим крылом.

Сопит под моим крылом.

Сидит над моим столом.

А у меня — ни стола, ни кола,

потому и зовут меня Ни-колай,

потому и скворечник — щеляст и тесен…

Но есть

на весь мир одна

скворчиха

   и пара песен,

когда улетит она.

1961

«Нет денег, хоть и надо их немного…»

Нет денег,

   хоть и надо их немного…

А нам сегодня б выбраться туда,

где лес ладошками кленовыми

перебирает провода.

И над землей — вечерний звон,

как зов сердечный издалека.

Где небо черное,

   как зонт,

пилот роняет с самолета.

Таруска.

   Берег.

   ==Как во сне

и лес, и дом, приблудший к лесу.

Там нынче мелкой крупкой снег

шуршит по мерзлому железу.

Там все

   в заботах о тепле.

Шаги — размеренны, негулки.

Лишь тень любви моей к тебе

там громко топчет переулки.

1962

Стихи о скрипке

Жила гитара цвета скрипки.

А скрипка цвета не имела.

Она имела только звук.

Но цвет имела древесина.

И политура цвет имела.

Все было сделано умело.

Как все, что сделано вокруг.

Мы скрипку сделали из лука.

А что мы сделаем из бомбы?

А вот гитара цвет имеет.

А вот у скрипки цвета нет.

У скрипки — звук,

у скрипки — тело,

душа… Но разве это дело?

Душа — как «ах!», душа не дело

умелых рук.

Душа — как свет.

Явите мне природу света! —

причину первого поэта!

Гитара сделана из цвета.

А вот у скрипки цвета нет.

Она — как ты на брачном ложе,

а цвет — как кровь, как жизнь на коже

румянцем выступит — о, Боже! —

желаньем, страстью и стыдом.

А звук — как крик.

Все глуше крики.

Явите мне — природу скрипки! —

свидетели по делу скрипки,

стоящие перед судом…

1965

Процесс

Мы — свидетели в большом и людном зале.

Стены убраны, и поднят потолок.

Мы — свидетели

С усталыми глазами.

Каждый ищет в этом зале уголок.

Но откуда в этом зале уголки?

Время жилы натянуло на колки.

И звучат они как «ми»,

Звучат как «си»,

И кричат они как — «Господи, спаси!».

Ты держи меня, пожалуйста, держи!

Я дрожу, и ты, пожалуйста, дрожи!

Мы дрожим.

И, значит, чем-то дорожим.

Мы с тобой как два свидетельства лежим.

Стены убраны, и поднят потолок,

Но рука твоя, как тропка — в уголок,

Словно лесенка ступенчатая — в дом…

Это место охраняется стыдом.

В людном зале продолжается процесс.

Но лежишь ты, как свидетельский протест!

Но лежу я, как свидетельский протест!

И присяжные повскакивали с мест.

Интересно им, забавно поглядеть:

— Это кто еще не хочет умереть! —

Посудачить, как за стенкой, за тобой,

Похихикать, как над крышей, надо мной.

1965

Идут стихи

Довольно прозы!

Проза хороша,

когда в словах отсутствуют созвучья,

мои стихи — как ниточка паучья,

и я боюсь ее перекусить.

Я замираю с приоткрытым ртом,

и время на мгновенье замирает,

но ниточка во мне не умирает:

ее исток — неведом и глубок,

и слышу я, как прыгает клубок,

когда язык разматывает нитку.

Идут стихи.

И я куда б ни шел —

   они за мной,

как ниточка паучья,

вот-вот и --">