Елена Олеговна Пучкова , Ирина Озерова - Память о мечте (сборник)

тревожная надежда – все это не поучение, а разговор с друзьями «о времени и о себе».

Время – не только мера часов, дней и недель. Время – это учитель, это форма, в которую вливаемся мы, как расплавленная сталь. Время подсказало Ирине Озеровой мудрость выводов, сформировало ее мировоззрение. Но только она сама могла по-настоящему оценить возможности своего голоса и, расширяя его диапазон, не перекричать, не сорваться, всегда оставаясь честной с собой и с читателями.

«При абсолютной простоте и ясности мысли, слова, образа, ее стихи отличают изысканная чеканность, богатство аллитераций, незаменимость слова в ряду других, неожиданная афористичность концовок, – писал о поэзии И. Озеровой А. Шагалов. – Все это вместе создает некую незащищенность, обнаженность нерва, отлитую в строго классическую и в то же время остро современную форму. Трагический темперамент поэтессы нигде не становится на катурны. Там, где другой закричал бы, Озерова говорит как бы шепотом, но этот шепот резонирует со Вселенной».

«Как часто изводятся нынче многие десятки, даже сотни строк, чтобы выразить мысль, для которой и одной-то строфы много, – сетует Леван Хайндрава. – У Озеровой же редко какое стихотворение длиннее двадцати–двадцати четырех строк, и при этом сколько мыслей! Эта краткость, строгая ясность, лапидарность стиля роднят ее с «королевой Анной», как сказала Ирина Озерова об Анне Андреевне Ахматовой в одном из своих стихотворений. Недаром великая Анна любила и ценила поэзию Озеровой, дарила ее своей дружбой.

И еще одну черту Ирины Озеровой необходимо выделить – творческую бескомпромиссность. Как поэт она всю недолгую жизнь шла своим путем, не искала легких, проторенных дорог. Муза Озеровой лирична и философична в одно и то же время, а философия ведь подразумевает наличие собственных мыслей, своего угла зрения на острейшие проблемы человеческого бытия. У Ирины Озеровой это было, и она умела облечь свои мысли в строгую, порою блестящую поэтическую форму. Как для всякого серьезного писателя – поэта или прозаика безразлично, – для нее главное было написать, создать, а не поскорее увидеть свое создание напечатанным. Она была очень строга к себе. Строга и бескомпромиссна. Поэтому так мало сборников собственных стихов успела она издать при жизни».

Второй раздел книги представляет переводческое творчество Ирины Озеровой, «воссоздавая карту мира во времени и пространстве».

Со многими авторами и произведениями из этого раздела читатель знаком по книге «Берег понимания», томам БВЛ и сборникам поэтов разных стран. Но такой полной и многогранной подборки блистательных переводов И. Озеровой еще не было.

«Думается, нет необходимости рассказывать читателям о таких поэтах, как Джордж Гордон Байрон или Виктор Гюго, Райнер Мария Рильке или Шарль Бодлер, Сидней или Эдгар По, – писал в рецензии на книгу «Берег понимания» А. Шагалов. – Важно, что у голландцев, и у южно-африканского поэта Уильяма Плумера присутствует тема России, восхищение нашим великим народом, его прошлым и будущим. Так замыкается круг. Рильке пытался писать по-русски, но нужны были горячее сердце и бережная рука русского поэта, чтобы при всей адекватности стихи стали достоянием многонационального читателя нашей страны.

Мы часто можем услышать дискуссии: переводить точно или переводить эмоционально верно. Переводы И. Озеровой демонстрируют, что успех достигается только тогда, когда оба эти начала слиты воедино. Тогда мастерство ненавязчиво, чужая мысль облекается плотью, и стихи получают второе рождение, становясь достоянием русской поэзии».

В трех сонетах о переводах Ирина Озерова спрашивает:

Легко ль чужой язык перелагать?

Не речь – настрой души неодинаков.

А чуть дальше она утверждает, что в процессе перевода «обретают общий ритм сердца», и тогда в гармонии понимания находишь и свой голос, и собственное лицо:

Какой обман – забвение и тлен!

Гребет трудолюбивый перевозчик,

Взрезают воды Стикса весла строчек,

И мысль доносит память общих ген.

«Ее перо не только позволило многим поэтам других народов заговорить по-русски, – писал Николай Старшинов о переводах И. Озеровой, – но и впитало в себя всю нелегкую науку постижения человеческой души, которую дарил ей каждый из переводимых поэтов».

Переводы Ирины Озеровой исключают одноцветность, ибо человеку глубокому несвойственно мыслить --">