Дмитрий Юрьевич Лунин - Ночной прохожий

стенам свои зеркала,

теперь тебя отпускаю

монеткой из теплых рук.

Тебя отпустить на волю —

в одиночку сойти с ума.

Только запомни: время

не жрет изо льда людей.

Вновь массу никчемных споров

густой облепил туман,

и слух отдыхает от гула

громоздких очередей.

Аморфностью существованья

не мерь по себе одежд,

но, знаешь, ты — только правило,

не думай о том всерьез.

Из сердца уносится ветром

пепел сгоревших надежд,

но достигает асфальта

пеплом от папирос.

Со стен на меня взирает

листов амальгамных рать,

я вижу себя чуть реже, чем хороню друзей.

Каждый свой сделал выбор,

я предпочел избрать

мое одиночество — вызов

порядку людских вещей.

Мое одиночество — выбор,

по какой из дорог идти.

Сегодня восточный ветер.

Грозы назревает бунт.

Душа улетает как стая

голодных и хищных птиц,

Но чувство не покидает,

что вскоре за мной придут.

Пойми, мы не будем вместе,

ведь ты — отщепенка стай,

я — выкормыш дикой хищницы,

воспитанницы дорог!

Скорей возвращайся в свой светлый,

единственно мыслимый рай,

а я и не числюсь даже

в реестре земных богов.

Закон выживания

Попадешься когда в капкан,

огрызай себе лапу —

и жив.

Пусть тот, кто шакал по натуре своей,

подыхать остается в капкане.

Вспомни, что, будучи Homo sapiens,

ты ножи

всегда при себе имел

и носил на удачу камень.

Удача!

Теперь ты о ней позаботиться

должен сам, —

в нашем лесу чужаков полно,

они таскают с собой карабины.

Остерегайся во время полуночи выть, —

те, кто не берегли голоса,

были застрелены,

что даже у чужаков считается подлым, —

в спину.

Здесь настоящих по крови волков полно,

но раз ты оборотень, ты — изгой.

Они тебя ближе, чем на две тысячи лап,

не подпустят к своим

и, конечно, не примут в стаю.

Молодым в одиночку никак не выжить,

так что лучше держись со мной,

Я несколько лет не общался ни с кем,

а вот встретил тебя,

поговорить бы о чем,

но, как назло, голова пустая…

Через год-другой

ты и сам привыкать ко всему начнешь,

в том числе к тому, что ты — одинок,

Я стар и довольно ослаблен,

все время горькой давлюсь слюной,

не уверен, что дотяну до лета.

А пока я тебя научу добывать прокорм,

болезни лечить травой

и надежно маскировать места своего ночлега.

Не вспоминай о прошлом.

Твоего прошлого больше с тобой нет.

Этим ты только расстроишь нервы

и начнешь походить

на старую и ворчливую суку.

Но если тебя обложат,

направив в тебя свой фонарный свет,

то вцепись в того, кто в твое тело целится

и за секунду до смерти своей,

отгрызи ему к черту руку.

Хамзату Батырбекову

К тебе одному

чередою обрывочных фраз полки

вползали степенно,

как свет через плотные шторы окон,

в надежде рассеять потемки комнат,

как пламени языки

нарочно запаленной свечки.

Твой мир темнотою скован

настолько, что слушаешь речи

и знаешь — они пусты,

ты слишком устал вникать

в чужеродность нелепых звуков.

Теперь ты уже история,

взирающая с высоты

на суету и ажиотаж

еще не зарытых трупов,

которым присущи энергия,

тело, черты лица,

они считаются разными,

хотя все как один похожи…

Они до сих пор гордятся округлостью колеса,

и научились счастье

иглою вводить под кожу.

Ты между белым и черным

всегда выбирал зеро,

чуть захотел возвыситься —

уже обрастаешь цветом…

Со скрипом несмазанной двери

скользит по листу перо,

ты можешь считать это все письмом,

только я не тороплю с ответом.

Одинокой девушке

Ты дня проходящего суету

глотала, как воздух, ртом,

но --">