Вадим Данилович Гарднер - У Финского залива

разрушений, страданий людей, как в «Везде на пути водороины». 9) Сожаление об уходящей юности, красоте, горячности чувства. Душа блекнет, борьба за духовные идеалы слабеет («Подсвечников бронзовые сфинксы крылатые», «До конца, унынье сердца и отчаяние, вас», «Когда я один и мне грустно», «Льют дожди. И туча гонит тучу»). 10) Одиночество, разочарование, непонимание людей, их непостоянство, желание поэта уйти в себя («Нюландский сонет», «Темно кругом», «Одиночество», «Здесь и там»). 11) С темой безотрадной жизни русских в Финляндии связано изображение природы, часто в разговорном тоне («В долгу мы как в шелку», «Купол церкви православной», «Лунная газелла»).

Из деталей внешнего, зримого мира рождается мистическое чувство поэта, ищущее единения его поэтического «я» с божественным во вселенной. Отсюда большое внимание не только к микроскопическим деталям природы, его мистическое созерцание внешнего мира с его звуками, запахами и красками, но и к внутренним ощущениям человека, особенно к таким психическим и эмоциональным состояниям, как радость и экстаз, тоска и отчаяние, стремление к идеальному и упадок сил. Единение человеческого и божественного в поэзии Вадима Гарднера, uniomystica, изображается в значении умственного и эмоционального переживания земного «я» как части божественного мироздания. Такая поэзия выражает, конечно, много больше, чем непосредственное наблюдение и лирическое изображение происходящего во внешнем мире, или передает отношение поэта от косности людей, от «дряблого и высохшего века».

В этом контексте важно стихотворение Гарднера «Слово» (1921). К Слову, имеющему не только цвет, звук, дух, но и свою собственную сущность, жизнь, обращались разные поэты, среди них Зинаида Гиппиус в своем знаменитом стихотворении «Слово?» (1923) или «Сиянье слов» (1936), за которое поэт готов отдать «святости блаженное сиянье». И Зинаида Гиппиус и Вадим Гарднер знают силу Слова, инспирированного Евангелием от Иоанна, где речь идет о Слове у Бога, о Слове — Боге, о Слове как плоти. Исполненной благодати и истины, воплощенном Слове — Христе (Иоанн 1:1—14). Этого Слова, в котором вся суть, не знают люди — у них такие «странные глаза и уши», жалуется Гиппиус — поэтому «мир как пыль сереет, пропадом пропадает» (Гиппиус, «Слово?»). Слово лежит в основе всего поэтического творчества Гарднера:

Слово было и будет вовек.

Наречен Им и Бог — Человек.

К Слову словом уснувших зови!

Ты же, Слово, учи нас любви!

Такова была концепция поэзии Вадима Гарднера.

К формальным особенностям поэтических произведений Гарднера следует отнести столкновение образов, выразительные эпитеты, хиазматические обороты, зевгмы, синкопы, повторения и свободную игру воображения. Главная сила его поэзии включается в яркости и порывистости потока образов, стремительности внутреннего движения и религиозного экстаза. Конкретные, живые, зрительные подробности органически сливаются с причудливой фантазией. Простота и прозрачность манеры выражения гармонируют с торжественным эллиническим или церковным тоном. Поэтические образы сочетаются в оригинальные комбинации, облекаясь в плоть сарабанды средневековых призраков чистилища и ада, приближаясь к фантазиям Иеронима Босха или взлетают в запредельную высь вселенских сверхчувственных веяний, чаяний и упований.

Для выражения своего поэтического мира Гарднер пользовался разнообразными формами стихосложения. Мы находим у него октавы, сонеты, двустишия, баллады, терцины, рондель, глоссы, сафические, цепные и алкеевы строфы, «онегинские ямбы», венки сонетов, тавтограммы, разностишия и т. д. Диапазон его ритмической формы поистине велик. Спокойствие и вдумчивость октавы особенно подходили к изображению элегических переживаний поэта и его мистического созерцания. Такой характер стихотворений в сочетании с медлительным спокойствием описаний окружающего мира требовал вдумчивого повествования, легко осуществляемого в октаве. Вот пример ее из первого сборника «Стихотворения» Вадима Гарднера:

Нетленным золотом блестит твое кадило,

И ладан в нем душист, как замогильный мир,

Всевышнего любовь — мой воздух и светило,

Игра фантазии — мой искрометный пир.

Воистину душа усладу счастья пила,

Когда я, в брызгах звезд, вкушал астральный мир,

И, к Богу возносясь и полон умиленья,

Я --">