Александр Ильич Гитович - Избранное

забыть.

Хранит мне память,

Как по-хозяйски, не спеша,

Он воду крупными глотками

Из каски пил, как из ковша.

Напился, поглядел на запад,

На дым горящих деревень —

И снова в бой...

И я внезапно

Увидел тот грядущий день,

Который будет всех светлее,

Когда под грохот батарей

Мы зачерпнем воды из Шпрее

Солдатской каскою своей.

1944

«В какие бури жизнь ни уносила б…»

Bс. А. Рождественскому

В какие бури жизнь ни уносила б —

Закрыть глаза, не замечать тревог.

Быть может, в этом мудрость, в этом сила,

И с детства ими наградил Вас бог.

Речь не идет о мудрости традиций,

Но о стене из старых рифм и книг,

Которой Вы смогли отгородиться

От многих зол, — забыв их в тот же миг.

Война?—А сосны те же, что когда-то.

Огонь? — Он в печке весело трещит.

Пусть тут блиндаж и бревна в три наката.

Закрыть глаза. Вот Ваши меч и щит.

И снова не дорогой, а привалом

Растянут мир на много долгих лет,

Где — странник — Вы довольствуетесь малым,

Где добрый ветер заметает след,

Где в диком этом караван-сарае

Храп лошадей, цыганский скрип телег,—

А странник спит, о странствиях не зная,

И только песней платит за ночлег.

Мне в путь пора. Я Вас дождусь едва ли.

И все-таки мне кажется сейчас,

Что, если Вы меня не осуждали,

Чего бы ради осуждать мне Вас?

Мне в путь пора. Уже дымится утро.

Бледнеют неба смутные края.

Да, кто-то прав, что все на свете мудро,

Но даже мудрость каждому — своя.

1943

«Скажешь, все мы, мужчины…»

Скажешь, все мы, мужчины,

Хороши, когда спим.

Вот и я, без причины,

Нехорош, нетерпим.

Молод был — бесталанно

Пропадал ни за грош.

А состарился рано,

Так и тем нехорош.

Что ж, допустим такое,

Что характер тяжел,

Но уж если покоя

В жизни я не нашел,—

Холст на саван отмерьте,

Жгите богу свечу,

А спокойною смертью

Помирать не хочу.

Вижу лес и болото,

Мутный сумрак ночной,

И крыло самолета,

И огни подо мной.

Вот совсем закачало,

Крутит по сторонам,

Но мы сбросим сначала,

Что положено нам.

А потом только скажем,

Что и смерть нипочем.

Жили в городе нашем,

За него и умрем.

Мне не надо, родная.

Чтобы, рюмкой звеня,

Обо мне вспоминая,

Ты пила за меня.

И не надо ни тоста,

Ни на гроб кумачу,

Помни только, что просто

Помирал, как хочу.

1943

Военные корреспонденты

Мы знали всё: дороги отступлений,

Забитые машинами шоссе,

Всю боль и горечь первых поражений,

Все наши беды и печали все.

И нам с овчинку показалось небо

Сквозь «мессершмиттов» яростную тьму.

И тот, кто с нами в это время не был,—

Не стоит и рассказывать тому.

За днями дни. Забыть бы, бога ради,

Солдатских трупов мерзлые холмы,

Забыть, как голодали в Ленинграде

И скольких там недосчитались мы.

Нет, не забыть — и забывать не надо

Ни злобы, ни печали, ничего...

Одно мы знали там, у Ленинграда,

Что никогда не отдадим его.

И если уж газетчиками были

И звали в бой на недругов лихих, —

То с летчиками вместе их бомбили

И с пехотинцами стреляли в них.

И, возвратясь в редакцию с рассветом,

Мы спрашивали: живы ли друзья?!!

Пусть говорить не принято об этом,

Но и в стихах не написать нельзя.

Стихи не для печати. Нам едва ли

Друзьями станут те редактора,

Что даже свиста пули не слыхали,

А за два года б услыхать пора.

Да будет так. На них мы не в обиде.

Они и ныне, веря в тишину,

За мирными приемниками сидя,

По радио прослушают войну.

Но в час, когда советские знамена

Победа светлым осенит крылом,

Мы, как --">