Библиотека knigago >> Поэзия >> Поэзия >> Невидимые

Бахыт Шкуруллаевич Кенжеев - Невидимые

Невидимые
Книга - Невидимые.  Бахыт Шкуруллаевич Кенжеев  - прочитать полностью в библиотеке КнигаГо
Название:
Невидимые
Бахыт Шкуруллаевич Кенжеев

Жанр:

Поэзия

Изадано в серии:

неизвестно

Издательство:

ОГИ (Объединённое Гуманитарное Издательство)

Год издания:

ISBN:

5-94282-229-8

Отзывы:

Комментировать

Рейтинг:

Поделись книгой с друзьями!

Помощь сайту: донат на оплату сервера

Краткое содержание книги "Невидимые"

Родился в 1950 году в Чимкенте. С 1953 г. в Москве. Закончил химический факультет МГУ. Юношеские попытки публикации в периодической печати были многообещающими (c 1972 г. — "Комсомольская правда", "Юность", "Московский комсомолец", "Простор"), однако первая книга стихов пролежала в архивах казахстанского Союза писателей 20 лет и была издана в 1996 г.; такие же книги в московских издательствах так и не были изданы. Один из учредителей поэтической группы "Московское время". С 1982 г. живет в Канаде, сотрудник разнообразных (нелитературных) организаций и учреждений. Автор пяти романов, восьми поэтических книг, лауреат нескольких литературных премий (в т. ч. премии "Москва — транзит" 2003 г.), участник трех поэтических фестивалей. Публиковался в переводах на казахский, английский, французский, немецкий и шведский языки.
Предлагаемое издание необычно по составу. В него вошли новая книга поэта «Невидимые», избранные стихи из двух сборников «Сочинитель звезд» и «Снящаяся под утро» и подборка стихотворений, написанных совсем недавно, но еще не сложившихся в книгу.


Читаем онлайн "Невидимые". Главная страница.

Бахыт Кенжеев. НЕВИДИМЫЕ

Невидимые

Книгаго: Невидимые. Иллюстрация № 1

***

Если вдруг уйдешь — вспомни и вернись.

Над сосновым хутором головою вниз

пролетает недобрый дед с бородой седой,

и приходит зима глубокая, как запой.

Кружка в доме всего одна, а стакана — два.

Словно мокрый хворост, лежат на полу слова,

дожидаясь свиданья с бодрствующим огнем.

Кочергу железную пополам согнем,

чтобы нечем было угли разбить в печи.

Посмотри на пламя и молча его сличи

с языком змеиным, с любовью по гроб, с любой

вертихвосткой юной, довольной самой собой,

на ресницах тушь, аметисты горят в ушах —

а в подполье мышь, а в прихожей кошачий шаг,

и настольной лампы спиральный скользит накал

по сырому снегу, по окнам, по облакам…

***

Как я завидую великим!

Я так завидую великим,

как полупьяный кот ученый

завидует ночному льву.

Ах Пушкин, ах обманщик ловкий!

Не поддаются дрессировке

коты. Вот мой, допустим, черный

и бестолковый. Я зову —

а он мяучит на балконе,

где осень, как мертвец на троне,

глядит сквозь кружево сухое

кленовых листьев. Ах, беда —

Архип охрип, Емеля мелет,

гордячка плакать не умеет,

и в неизбежном легком хоре

светил мой голос никогда

не просияет. Бог с тобою!

На алое и голубое,

на желтый луч и дождик бедный

расщеплена и жизнь, и та,

что к вечеру художник трудный —

ткач восьминогий, неприютный, —

означит сетью незаметной

в углу сентябрьского холста.


***

…меж тем вокруг невидимое таинство

огромной осени. В такие вечера

товарищ мой юродствует, скитается

прозрачным парком, улочкой кривой,

и мозжечок проколот мукой адовой.

Мятежный дух, где прежний голос твой?

Молчи, не веруй, только не заглядывай

в глаза прохожим в вымокших плащах.

Слетает дождь в чернеющие лужицы.

Мир говорливый съежился, зачах,

охваченный своею долей ужаса.

Побродишь — и вернись. Садись за стол

с улыбкой виноватою ли, робкою.

Закуривай. Я поделюсь с тобой.

Потешься, друг, захватанною стопкою

земного зелья. Через час-другой

я сам ее допью, сквозь сон следя

за окнами, за линзами трехкратными,

где капли долгожданного дождя

расходятся кругами и квадратами.


***

Вот картина жизни утлой: поутру с посудой мутной пилит кроткий индивид

к гастроному у больницы, где младая продавщица потной мелочью гремит.

В проволочной пентаграмме двор с беседкой, с тополями, три семерки из горла,

ломтик плавленого сыра, полотно войны и мира, просияла и прошла…

Глубока земли утроба. Что толпиться возле гроба, на подушках ордена.

Продвигается к закату век, охотится на брата брат, настали времена

криводушны, вороваты, — и проходят отчего-то, чья же, господи, вина?

Как сказал цветков когда-то, нет двуногому работы, только смерть или война.

Ах, картина жизни праздной: долгий город безобразный, облик родины всерьез!

Не узнала, не забыла, билась в судороге, любила, выгоняла на мороз —

ну куда ты на ночь глядя? Что с тобою? Бога ради! Налегке так налегке,

только шарф, чтоб не продуло. Ах, отчизна, дура дурой, с детской скрипочкой в руке…

Тьма сырая смотрит нагло. Так куда ж нам плыть? Куда глаза глядят, туда, где луч

ртутный воздуха не чает, тонким снегом отвечает, где кривой скрипичный ключ

звякнет в скважине замочной, чтобы музыкой заочной… брось. Меж ночью и цепной

жизнью, что светлеет, силясь выжить, прочен и извилист шов проходит черепной.


***

Тайком прокравшись в лунный сад

(там, верно, сторож — ну и ладно!),

священник с физиком сидят

под небом осени прохладной.

Корнями тихо шевеля

Вслед уходящим поколеньям,

ликует влажная земля,

и пахнет яблоком и тленьем.

Повесив нос, наморщив лоб,

молчит во тьме и смотрит

Оставить комментарий:


Ваш e-mail является приватным и не будет опубликован в комментарии.