Юрий Михайлович Кублановский - В световом году: стихотворения

Кублановский Юрий В световом году

ЗАКОЛДОВАННЫЙ ДОМ

ВОЗВРАЩЕНИЕ

В уксусе пламя жемчужное

— солнце варяжское, вьюжное

           в пору затмения.

Площадь с трусящей волчицею.

И над безлюдной столицею

           райское пение.

Дома! Взбегу-ка по лестнице

к милой (и славно, что в плесени

           ручка дверная),

забарабаню костяшками,

как там у ней под рубашкою

           крестик, гадая.

В лампы с фарфоровым парусом

и потускневшим стеклярусом

           круге зеленом

дай, словно маленький, силу испробую,

сжав в затупившихся щипчиках с пробою

           сахар пилёный.

Память — река с ледяными заторами,

если уехал — тони под которыми

           впредь до подъема

в знобкое утро Второго пришествия

с преданным привкусом счастья и бедствия,

           стало быть, дома…

Стекла с крупицами.

Кладбище с птицами

за снегопадом

с ветками липкими,

тропами скрипкими.

Родина рядом.

3.1.1986

ПОД СНЕГОМ ТУСКЛЫМ, СКУДНЫМ…

Под снегом тусклым, скудным

первопрестольный град.

Днем подступившим судным

чреват его распад.

На темной, отсыревшей

толпе, с рабочих мест

вдруг снявшейся, нездешний

уже заметен крест.

Но в переулках узких

доныне не погас

тот серый свет из русских

чуть воспаленных глаз.

И у щербатой кладки

запомнил навсегда

я маленькой перчатки

пожатье в холода.

Москва, ты привечала

среди своих калек

меня, когда серчала.

Почто твой гнев поблек?

Кто дворницкой лопатой

неведомо кому

расчистил путь покатый

к престолу твоему?

…Напротив бакалеи,

еще бедней, чем встарь,

и вырытой траншеи

нахохленный сизарь

о падаль клювик точит,

как бы в воинственной

любви признаться хочет

к тебе, единственной.

Январь 1990

В РАССЕЯННЫХ ПОИСКАХ РАЯ…

За взмывшею с дерева стаей

мы вышли с чужого следа —

к нарышкинской церкви, не зная,

что там отпевали тогда.

Таинственное свеченье

вместительных темных лампад

сродни огонькам, по теченью

сносимым в соседний посад,

по тяблам алтарным кочуя,

тускнело вдали,

как будто мы в реку ночную

по самое горло вошли.

Сородичи тоже покорно

неплотно стояли кольцом

над новопреставленным в черном

с покорным бесполым лицом.

Катилась капель, обжигая,

на пальцы со свеч.

В рассеянных поисках рая,

гнезда родового сиречь,

когда мы на кладбище старом

гуськом миновали кресты,

имен не читая, недаром

невольно поежилась ты.

1990

«Поплавки рубиновой лампады…»

Поплавки рубиновой лампады

и зеленой — с корнем из пеньки,

словно это визави посада

бакенов маячат огоньки,

медленно сносимые теченьем…

В том же с ними праздничном ряду

ленты заполярного свеченья

и рубцы на соловецком льду.

«Каким Иоаннам, Биронам…»

Каким Иоаннам, Биронам

и Стенькам поклонимся мы,

провидит, должно быть, ворона,

игуменья здешней зимы,

раз каркает властно над нами:

мол, дети, о чем разговор?

И красными сосны стволами

нас манят в кладбищенский бор…

Всевышний, прости наши долги.

Прощаем и мы должникам

— в верховьях отравленной Волги

клубящимся облакам.

Скудны по-евангельски брашна

и тленна скудельная нить.

Как стало таинственно, --">