Варвара Васильевна Вольтман-Спасская - В кольце

плотник сказал: — Маловато! —

Наверное, плотник был прав.

Соседку помочь позвала я,

Чтоб с лестницы сына снести.

Позёмка мела ледяная,

До кладбища долго идти.

Везла тебя тихо, так тихо,

Чтоб с саночек ты не упал…

Сказала в слезах сторожиха:

— Здесь гроб кто-то ночью украл.

Напрасно старались, мамаша,

Вы простынке зарыть бы сынка!.. —

О скорбное мужество наше,

О белая прядь у виска!

Хлеб

Там, на снегу, за углом магазина —

Нет, не довесок, кусок граммов сто.

Воет метелица невыносимо.

Хлеб на снегу, а не видит никто.

Хлеб на снегу! Так во сне лишь бывает —

Знаешь, монеты на каждом шагу.

Вот он! Перчатку в снегу забывая,

В руки взяла и с находкой бегу.

Хлеб на снегу! Прикоснулась губами.

Это не хлеб. Это камень,

Только осколок от кирпича…

Ветер, мороз… А слеза горяча!

Старая книга

Утром он выпил пустого чаю.

Руки согрел о горячий никель,

Слабость и голод превозмогая,

Вышел купить старую книгу.

Весь он сквозит иконой Рублёва.

Кажется, палка сильней человека.

Вот постоял на углу Садовой.

Вот у Фонтанки новая веха.

Вкопаны в снег, неподвижны трамваи.

Замерли стрелки часов на Думе.

Книгу купил. Раскрыл, замирая.

Не дочитал страницу и умер.

Мать

Мужчина вдруг на улице упал,

Раскрытым ртом ловя дыханье полдня.

Не собралась вокруг него толпа,

Никто не подбежал к нему, не поднял.

Кто мог бы это сделать — все в цехах,

А кто на улице, сам еле ползает.

Лежит упавший. Слёзы на глазах,

Зовёт срывающимся тонким голосом.

И женщина, с ребёнком на руках,

Остановилась и присела возле.

В ней тоже ни кровинки. На висках

Седые пряди, и ресницы смёрзлись.

Привычным жестом обнажила грудь

И губы умиравшего прижала

К соску упругому. Дала глотнуть…

А рядом, в голубое одеяло

Завёрнутый, как в кокон, на снегу

Ребёнок ждал. Он долю отдал брату.

Забыть я этой встречи не могу…

О, женщина, гражданка Ленинграда!

Чашка

Тишина стояла бы над городом,

Да в порту зенитки очень громки.

Из детсада в чашечке фарфоровой

Мальчик нёс сметану для сестрёнки.

Целых двести граммов! Это здорово

Мама и ему даст половину.

А в дороге он её не пробовал,

Даже варежку с руки не скинул.

Поскользнулся тут, в подъезде. Господи!

Чашка оземь, сразу раскололась.

И сметаны он наелся досыта,

Ползая по каменному полу.

А потом заплакал вдруг и выбежал.

Нет, домой нельзя ему вернуться!

… Мама и сестрёнка — обе выжили,

И осталось голубое блюдце…

Ленинградская сюита

День

О дворцы голубого стекла!

Сноп сиянья над белой Невою!

Струйка дыма, сверкая, ушла

В это небо, до слез голубое.

Под чехлом золотая стрела,

Ты осталась для нас золотою…

А над площадью ангел простер

Крес возмездья… О петли тропинок!

Крестный путь наш… Двоится линкор,

Он, как в зеркало, в лед опрокинут.

И стоит златоглавый собор,

Невидимку на купол надвинув.

Гул моторов. Четыре крыла.

Звезды. Свастика. Бой и погоня.

Я из проруби воду несла,

То и дело дыша на ладони…

Ты не знал, как вода тяжела,

Если краны не действуют в доме?

Вечер

Сорок градусов. Месяц подряд.

Ни полена. Как прорубь, постели.

Стынут веки. В аду, говорят,

Очень жарко. Мы в ад бы хотели!

Чай в стакане под корочкой льда.

Белый мох на стене серебрится.

Холода. Холода. Холода.

Где же нашего горя граница?

Мы живем на суровой меже.

Сколько в --">