Виктор Альфредович Куллэ - Развивая Данте. Стихи

Виктор Куллэ. Развивая Данте

Осень

Всё меньше времени. Всё суше,

опознаваемее мелос.

Зрачок подслеповато сужен

и не надеется на милость.

Слепого маятника поступь

на деле ничего не значит.

Ещё, мне кажется, не поздно

черновики переиначить —

так, с биографией бодаясь,

пел переделкинский патриций.

Зашкаливает благодарность,

и нужно просто примириться,

что жизнь и осень на исходе —

здесь невозможно обознаться.

Так странно подмечать в природе

черты живого обезьянства.

Пернатый выводок гогочет,

сбираясь к югу клином резвым,

но в воздухе уже не горечь,

скорей — спасительная трезвость.

Деревьев зябких батальоны

стоят перед последним боем.

Покорно облетают кроны —

надеюсь, им не очень больно.

А корни в мёрзлом подземелье

стремятся спрятаться поглубже,

и мёртвых листьев позументы

пятнают ледяные лужи.

Нужны смиренье и отвага,

чтобы понять без содроганья,

что в поздней осени есть благо

спасительного умиранья.

***

хоть пинь-пинь-пинь, хоть бошку в корень вымой —

всё нет ответа на вопрос «зачем»

чем больше слов — тем Слово уязвимей

перед косноязычием

их столько сказано по дури для продажи

что руки опустить немудрено

и слово падая кругов не порождает

но камнем ухает на дно

***

Художник мыслящим придатком к глазу

руководит послушливой рукой.

А я в миру подслушанную фразу,

как леденец, катаю за щекой.

Простая человеческая слабость:

звук эхом умножать в пещере рта,

пока не стает наносная сладость

и не проступит пустота.

***

осипшему соловью

не предлагают: спой

Господи я устаю

казаться собой

и всё-таки устою

питаясь звуком сырым

в незримом строю

такой вот экстрим

Развивая Данте II

Вокруг копошится, дышит, кишит медлительный улей.

Почти готовый примкнуть к его разумной возне,

ты открываешь глаза и понимаешь, что умер

долю секунды назад. Во сне.

Считай, тебе повезло. Но попридержи браваду.

Здесь везунок и лузер равны, словно тьма и свет.

Пункт перевалочный, но отсюда не убывают.

Зал ожиданья, где времени больше нет,

как нет насущности в вере — скорее, место доверию,

отсутствию страха и ревности, зависти и стыда.

Стоит лишь пожелать — и за ближайшей дверью

встретишь любимых, раньше успевших сюда.

Вещи лишь кажутся — то есть они возникают,

стоит о них подумать — к месту и не навсегда.

Взгляд привыкает тешиться облаками,

рябью ландшафта, изменчивого как вода.

При всём изобилии звуков слух отдыхает на вашей

самой насущной мелодии, неуловимой как сон.

Отсутствуют только запахи — но это уже не важно:

тому, кто действительно любит, ни к чему феромон.

Касательно слов — они куда достоверней,

неотменимее сказанных на земле.

Всегда полусумрак — не утренний и не вечерний.

Климат, где забываешь о холоде или жаре.

Смущает догадка, что это всего лишь отстойник,

где ждёшь то ли высшего смысла, то ли назад пинка

и медленно устаёшь от изобилия стольких

самодостаточных душ. Но дальше не видно пока.

Парус

То порядок, то снова сердце

трепыхается рыбой склизкой.

Что ли книжкой какой согреться? —

всё надёжней, чем одалиской.

Чтоб изустный сюжет лукаво

раздразнил заповедной бездной.

Нынче всё кроят по лекалу —

оттого и смелеет бездарь.

То-то радость для подмастерьев:

вечно сбрасывать с парохода!

Ни чернил, ни гусиных перьев

больше нет. Интернет. Свобода.

Как бы критики ни шустрили,

всё одно — силикон подделки.

Я учусь писать по старинке,

чтоб --">