Генрих Гейне - Стихи

поступила со мною, Пусть будет неведомо свету. Об этом у берега моря Я рыбам сказал по секрету.

Пятнать твое доброе имя На твердой земле я не стану, Но слух о твоем вероломстве Пойдет по всему океану!

x x x

Весь отражен простором Зеркальных рейнских вод, С большим своим собором Старинный Кельн встает.

Сиял мне в старом храме Мадонны лик святой. Он писан мастерами На коже золотой.

Вокруг нее - цветочки, И ангелы реют над ней. А волосы, брови и щечки Совсем, как у милой моей.

x x x

Не подтрунивай над чортом, Годы жизни коротки, И загробные мученья, Милый друг, не пустяки

А долги плати исправно. Жизнь не так уж коротка, Занимать еще придется Из чужого кошелька!

x x x

Какая дурная погода! Дождь или снег, - не пойму. Сижу у окна и гляжу я В сырую, ненастную тьму.

Чей огонек одинокий Плывет и дрожит вдалеке? Я думаю, это фонарик У женщины старой в руке.

Должно быть, муки или масла Ей нужно достать поскорей. Печет она, верно, печенье Для дочери взрослой своей.

А дочь ее нежится в кресле, И падает ей на лицо, На милые, сонные веки Волос золотое кольцо.

x x x

За столиком чайным в гостиной Спор о любви зашел. Изысканны были мужчины, Чувствителен нежный пол.

- Любить платонически надо! Советник изрек приговор, И был ему тут же наградой Супруги насмешливый взор.

Священник заметил: - Любовью, Пока ее пыл не иссяк, Мы вред причиняем здоровью. Девица опросила: - Как так?

- Любовь - это страсть роковая! Графиня произнесла И чашку горячего чая Барону, вздохнув, подала.

Тебя за столом не хватало. А ты бы, мой милый друг, Верней о любви рассказала, Чем весь этот избранный круг.

x x x

С надлежащим уважением Принят дамами поэт. Мне с моим бессмертным гением Сервирован был обед.

Выбор вин отменно тонок. Суп ласкает вкус и взор. Восхитителен цыпленок. Заяц сочен и остер.

О стихах зашла беседа. И поэт, по горло сыт, Устроительниц обеда За прием благодарит.

x x x

Твои глаза - сапфира два, Два дорогих сапфира. И счастлив тот, кто обретет Два этих синих мира.

Твое сердечко - бриллиант. Огонь его так ярок. И счастлив тот, кому пошлет Его судьба в подарок.

Твои уста - рубина два. Нежны их очертанья. И счастлив тот, кто с них сорвет Стыдливое признанье.

Но если этот властелин Рубинов и алмаза В лесу мне встретится один, Он их лишится сразу!

x x x

Прекрасный старинный замок Стоит на вершине горы. И любят меня в этом замке Три барышни - три сестры.

Вчера обняла меня Йетта. Юлия - третьего дня. А день перед тем Кунигунда В объятьях душила меня.

В замке устроили праздник Для барышень милых на днях. Съезжались бароны и дамы В возках и верхом на конях.

Но жаль, что меня не позвали. Не видя меня на балу, Ехидные сплетницы-тетки Тихонько смеялись в углу...

x x x

Материю песни, ее вещество Не высосет автор из пальца. Сам бог не сумел бы создать ничего, Не будь у него матерьяльца.

Из пыли и гнили древнейших миров Он создал мужчину - Адама. Потом из мужского ребра и жиров Была изготовлена дама.

Из праха возник у него небосвод. Из женщины - ангел кроткий. А ценность материи придает Искусная обработка.

БОЛЬШИЕ ОБЕЩАНИЯ

Мы немецкую свободу Не оставим босоножкой. Мы дадим ей в непогоду И чулочки и сапожки.

На головку ей наденем Шапку мягкую из плюша, Чтобы вечером осенним Не могло продуть ей уши.

Мы снабдим ее закуской. Пусть живет в покое праздном, Лишь бы только бес французский Не смутил ее соблазном.

Пусть не будет в ней нахальства, Пусть ее научат быстро Чтить высокое начальство И персону бургомистра!

ПОГОДИТЕ!

Из-за того, что я владею Искусством петь, светить, блистать, Вы думали, - я не умею Грозящим громом грохотать?

Но погодите: час настанет, Я проявлю и этот дар. И с высоты мой голос грянет, Громовый стих, грозы удар.

Мой буйный гнев, тяжел и страшен, Дубы расколет пополам, Встряхнет гранит дворцов и башен И не один разрушит храм.

* ПЕРЕВОД А. Толстого *

Довольно! Пора уж забыть этот вздор

Довольно! Пора уж забыть этот вздор, Пора бы вернуться к расудку! Довольно с тобой, как искусный актер, Я драму разыгрывал в шутку!

Расписаны были кулисы пестро. Я так декламировал страстно, И мантии блеск и на шляпе перо, И чувства - все было прекрасно.

Но вот, хоть уж сбросил я это тряпье, Хоть нет театрального хламу, Доселе болит еще сердце мое, Как будто играю я драму.

И что я поддельною болью считал, То боль оказалась живая О боже, я раненый насмерть играл, Гладьятора смерть представляя!

--">