Андрей Дмитриевич Дементьев - Года любви и дни печали

глаза.

Еврейским женам угодить не просто.

Избранник – он единственный из всех.

Они хотят любимых видеть в звездах,

В деяньях, обреченных на успех.

И потому ни в чем не знают меры,

Когда мужей выводят в короли…

Без женской одержимости и веры

Они бы на вершины не взошли…

Пою хвалу терпению мужскому.

Еврейским женам почесть воздаю.

Одна из них не просто мне знакома,

Она судьбу возвысила мою.

Иерусалим

* * *

Ане

Я счастлив снова думать о тебе,

И дум таких уже теперь не мерено.

Я радуюсь, что ты в моей судьбе.

И уходить, как будто, не намерена.

Благодарю судьбу за первый день любви.

За все другие, что еще предвидятся.

Твое молчанье и слова твои,

Как вздох царевны на влюбленность витязя.

* * *

Поэзия —

Рискованный полет.

Что страховаться

Полотном газетным?

А если падать —

Так на черный лед.

Как это и положено

Поэтам.

Сказание об Андрее Вознесенском

На Пятой авеню

Я встретился случайно

С открытым внове шармом

И с юностью своей.

На солнечной витрине

Висел пиджак печально,

Такой же, что когда-то

Носил мой друг Андрей.

Мистическое чувство

Мне душу опалило.

И распахнул я двери,

Поверив в чудеса.

Но чуда не случилось.

И я ушел уныло

От образа Андрея,

Не осушив глаза.

Я перепутал годы,

Смешал все наши даты

В надежде, что нежданно

Жизнь обратится вспять.

Но друг мой виновато

Смотрел из дальней дали,

И ничего в ответ мне

Уже не мог сказать.

…Он мчался по Нью-Йорку,

С иголочки одетый,

Как будто поднимался

Над залами Москвы.

И васильки Шагала,

Что были им воспеты,

Смотрели вслед с плаката

Глазами синевы.

В машине пел Боб Дилан,

И давней песней этой

Певец прощался с другом,

О чем никто не знал.

Последняя поездка

Великого поэта…

Но ждал Политехнический —

Его любимый зал.

…Я вижу эту сцену.

Царит на ней цветасто

Сверхсовременный витязь

И поднята рука.

Встает над залом властно

Во весь свой рост великий

Единственная в мире

Надежная строка.

Он был пижон и модник

Любил цветные кепки

И куртки от Кардена.

И шарфик à Paris.

И рядом с ним нелепо

Светился чей-то галстук,

На чьих-то старых брюках

Вздувались пузыри.

Не зря же и в стихах он

Так увлекался формой,

Что вмиг был узнаваем

Почти в любом ряду.

А что всех удивляло, —

Ему казалось нормой,

Когда бросал алмазы

В словесную руду.

Я не хочу мириться

С его земным уходом.

Не может свет погаснуть,

Когда падет во тьму.

Андрей в своей стихии,

Как Байрон, мог быть лордом.

Судьба же подарила

Небесный сан ему.

И Господа просил он

Послать ему второго,

Чтоб поровну общаться,

Он так был одинок…

Господь не принял просьбу.

Не делят Божье слово.

Жил без дублера Пушкин.

И Лермонтов, и Блок.

По синему экрану

Летят куда-то птицы.

Легки и чутки крылья,

И музыкален звук…

Но птиц тех белоснежных

Я принял за страницы,

Умчавшиеся в вечность

С его уставших рук.

В своих стихах последних

Немногого просил он:

«Храните душу чистой,

Не троньте красоту…»

Был голос полон силы.

В нем столько было веры,

Что мир, устав от крика,

Услышал просьбу ту.

Июнь. 2010.

Нью-Йорк – Москва

* * *

Добрый порыв не бывает некстати.

Доброе слово всех прочих нужней.

Я не жалею, что годы потратил

На долгожданных и верных друзей.

Правда, обида случилась однажды:

Друг оплошал на крутом вираже

И не пришел, хоть я очень нуждался,

Горькую метку оставив в душе.

Так уж случилось…

Но все мы ранимы.

И не прощаем предательств и зла…

Встретилась ложь —

Ты прошествовал мимо,

Как мимо сердца и дружба прошла.

Добрый порыв не бывает некстати.

И ничего изменить в нем нельзя.

Я бы хотел, чтоб мне верил читатель,

Как доверяют друг другу друзья.

* * *

Младший брат Онегина

Печорин

Многому учился у него.

Мог любую истину оспорить,

Только бы добиться своего.

А Татьяне и печальной Мери

С братьями весьма не повезло.

Им достались горькие потери.

А любви – насмешливое зло.

* *

--">