Хаим Нахман Бялик - Стихи

которому народ твой приникал,

Чтоб выплакать обиды, вылить вопли —

И, слушая, тряслись утробы ада,

И цепенел, внимая. Сатана,

И трескались утесы, — только сердце

Врага жесточе скал и Сатаны; —

И если хочешь видеть ту твердыню,

Где прадеды укрыли клад любимый,

Зеницу ока — Свиток — и спасли;

И знать тайник, где сохранился дивно,

Как древле чист, могучий дух народа,

Не посрамивший в дряхлости и гнете

Великолепья юности своей; —

И если хочешь знать старушку-мать,

Что, полная любви и милосердья

И жалости великой, все рыданья

Родимого скитальца приняла

И, нежная, вела его шаги;

И, возвратясь измучен и поруган,

Спешил к ней сын — и, осеня крылами,

С его ресниц она свевала слезы

И на груди баюкала… —

Ты хочешь,

Мой бедный брат, познать их? Загляни

В убогую молитвенную школу,

Декабрьскою ли ночью без конца,

Под зноем ли палящего Таммуза,

Днем, на заре или при свете звезд —

И, если Бог не смел еще с земли

Остаток наш, — неясно, сквозь туман,

В тени углов, у темных стен, за печкой

Увидишь одинокие колосья,

Забытые колосья, тень чего то,

Что было и пропало, — ряд голов,

Нахмуренных, иссохших: это — дети

Изгнания, согбенные ярмом,

Пришли забыть страданья за Гемарой,

За древними сказаньями — нужду

И заглушить псалмом свою заботу…

Ничтожная и жалкая картина

Для глаз чужих. Но ты почуешь сердцем,

Что предстоишь у Дома жизни нашей,

У нашего Хранилища души.

И если Божий дух еще не умер

В твоей груди, и есть еще утеха,

И теплится, прорезывая вспышкой

Потемки сердца, вера в лучший день, —

То знай, о бедный брат мой: эта искра —

Лишь отблеск от великого огня,

Лишь уголек, спасенный дивным чудом

С великого костра. Его зажгли

Твои отцы на жертвеннике вечном —

И, может быть, их слезы нас домчали

До сей поры, они своей молитвой

У Господа нам вымолили жизнь —

И, умирая, жить нам завещали,

Жить без конца, вовеки!

1898

Одинокая звезда

Звездочка блеснула в ночи непроглядной.

Озари, сиротка, путь мой безотрадный!

Не боюсь ни ада, ни ночных видений —

Но устал от жизни в скуке вечной тени.

Я — вскормленыш ига, побродяга темный,

И отвека нищий, и давно бездомный.

Голод был отец мой, мать моя — чужбина…

Бедность и скитанье не страшат их сына;

Но боюсь до крика, до безумной боли —

Жизни без надежды, без огня и доли,

Жизни без надежды, затхлой, топкой, грязной,

Мертвенно-свинцовой, жалко-безобразной —

Жизни пса, что рвется на цепи, голодный, —

О, проклятье жизни, жизни безысходной!

Озари же дух мой, опаленный срамом

Блуда по чужбинам и по чуждым храмам;

И свети мне долго — я мой путь измерю:

Может быть, я встану, может быть, поверю…

Долго ли продлится ночь моя — не знаю,

Мраку и скитанью все не видно краю, —

Пусть же, подымая взор из тьмы кромешной,

Твой привет я встречу ласково-утешный.

Не до дна, не все же выплаканы слезы:

Я вспою остатком цвет последней грезы.

В сердце не дотлела искорка былая —

Пусть же снова вспыхнет, пламенем пылая.

Еще сила бьется где-то там глубоко —

Пусть же вcя прольется в битве против Рока!

1899

Эти жадные очи с дразнящими зовами взгляда…

Эти жадные очи с дразнящими зовами взгляда,

Эти алчные губы, влекущие дрожью желаний,

Эти перси твои — покорителя ждущие лани, —

Тайны скрытой красы, что горят ненасытностью ада;

Эта роскошь твоей наготы, эта жгучая сила,

Эта пышная плоть, напоенная негой и страстью,

Все, что жадно я пил, отдаваясь безумному счастью, —

О, когда бы ты знала, как все мне, как все опостыло!

Был я чист, не касалася буря души безмятежной —

Ты пришла и влила в мое сердце отраву тревоги,

И тебе, не жалея, безумно я бросил под ноги

Мир души, свежесть сердца, все ландыши юности нежной.

--">