Иван Иванович Переверзин - Птицы вечности

воли.

Взойдя на шаткое крыльцо,

стою, до пояса раздетый,

ласкают плечи и лицо

луч золотой, весёлый ветер.

Не верю даже, что зимой,

когда мороз гремел, как сабля,

душа, объятая тоской,

до самой сердцевины зябла.

Встречая новую весну,

я понимаю, как впервые,

что всё на свете прокляну,

но не рассветы золотые.

Туман лохматый и седой

над чёрным днём завис…

Ты забрала любовь с собой,

как забирают жизнь.

«Верни! — тебе кричу я вслед. —

Моя любовь — моя!»

Но лишь молчание в ответ,

как сон небытия.

Запрусь в избе — и не зови.

Налью стакан вина

и выпью за помин любви,

как в горе пьют — до дна.

Предзимье… Человек бредёт

через поля, как через годы:

и тащит груз своих забот,

как скот, не знающий свободы.

О, сердце русское, скажи:

когда цепей порвутся звенья,

в какие бросишь мятежи

своё великое терпенье?

Но сердце бедное молчит.

И человек меня не слышит.

Плывёт шуга, мороз трещит,

и ветер оголтелый свищет.

Ничего я вспомнить не успел,

как, простившись с веком, постарел.

И не важно, что в руках пока

столько силы, что свалю быка.

Главное — души высокий свет

потускнел, сошёл, как снег, на нет.

А коптить, как треснутая печь,

ах, постыло… Не об этом речь.

Лютик, вейник, незабудка

Расстилают свой ковёр,

и чирок — шальная утка —

поднимается с озёр.

Дремлет старое крылечко,

тяжелеют небеса,

и над замершим заречьем

ходит, ухает гроза.

И в кругу высоком бора

снова ранит душу грусть:

ох, не скоро, ох, не скоро

я теперь сюда вернусь.

--">