Георгий Викторович Адамович - Собрание стихотворений

сердец

Таких, мне кажется, немного было.

Но что ему мерещилось? О чем

Он вспоминал, поверя сну пустому?

Как на большой дороге, под дождем,

Под леденящим ветром, к дому, к дому.

Ну, вот и дома. Узнаешь? Конец.

Все ясно. Остановка, окончанье.

А ведь из человеческих сердец…

И это обманувшее сиянье!

* * *

За все, за все спасибо. За войну,

За революцию и за изгнанье.

За равнодушно-светлую страну,

Где мы теперь «влачим существованье».

Нет доли сладостней – все потерять,

Нет радостней судьбы – скитальцем стать,

И никогда ты к небу не был ближе,

Чем здесь, устав скучать,

Устав дышать,

Без сил, без денег,

Без в любви,

В Париже…

* * *

Когда мы в Россию вернемся…

о, Гамлет восточный, когда? –

Пешком, по размытым дорогам,

в стоградусные холода,

Без всяких коней и триумфов,

без всяких там кликов, пешком,

Но только наверное знать бы,

что вовремя мы добредем…

Больница. Когда мы в Россию…

колышется счастье в бреду,

Как будто «Коль славен» играют

в каком-то приморском саду,

Как будто сквозь белые стены,

в морозной, предутренней мгле

Колышатся тонкие свечи

в морозном и спящем Кремле.

Когда мы… довольно, довольно.

Он болен, измучен и наг.

Над нами трехцветным позором

полощется нищенский флаг,

И слишком здесь пахнет эфиром,

и душно, и слишком тепло.

Когда мы в Россию вернемся…

но снегом ее замело.

Пора собираться. Светает.

Пора бы и двигаться в путь.

Две медных монеты на веки.

Скрещенные руки на грудь.

* * *

Что там было? Ширь закатов блеклых,

Золоченых шпилей легкий взлет,

Ледяные розаны на стеклах,

Лед на улицах и в душах лед.

Разговоры будто бы в могилах,

Тишина, которой не смутить…

Десять лет прошло, и мы не в силах

Этого ни вспомнить, ни забыть.

Тысяча пройдет, не повторится,

Не вернется это никогда.

На земле была одна столица,

Все другое – просто города.

* * *

Всю ночь слова перебираю,

Найти ни слова не могу,

В изнеможеньи засыпаю

И вижу реку всю в снегу,

Весь город наш, навек единый,

Край неба бледно-райски-синий,

И на деревьях райский иней…

Друзья! Слабеет в сердце свет,

А к Петербургу рифмы нет.

* * *

Когда успокоится город

И смолкнет назойливый гам,

Один выхожу я из дому,

В двенадцать часов по ночам.

Под черным, невидимым небом,

По тонкому первому льду,

Не встретив нигде человека,

Не помня дороги, иду.

И вижу широкую реку,

И темную тень на коне,

И то, что забыла Россия,

Тогда вспоминается мне.

Но спит непробудно столица,

Не светит на небе луна.

Не бьют барабаны. Из гроба

Никто не встает. Тишина.

Лишь с воем летя от залива

И будто колебля гранит,

Сухой и порывистый ветер

Мне ноги снежком порошит.

* * *

Я не тебя любил, но солнце, свет,

Но треск цикад, но голубое море.

Я то любил, чего и следу нет

В тебе. Я на немыслимом просторе

Любил. Я солнечную благодать

Любил. Что знаешь ты об этом?

Что можешь рассказать

Ветрам, просторам, молниям, планетам?

Да, у меня кружилась голова

От неба, от любви, от этой рощи

Оливковой… Ну да, слова.

Ну да, литература… Надо проще.

Был сад во тьме, был ветерок с высот,

Две-три звезды, – что ж не простого в этом?

Был голос вдалеке: «Нет, только тот,

Кто знал…» – мне одному ответом.

И даже ночь с Чайковским заодно

В своем безмолвии предвечном пела

О том, что все обречено,

О том, что нет ни для чего предела.

«Нет, только тот…» Пойми, я не могу

Ясней сказать, последним снам не вторя,

Я отплываю, я на берегу

Иного, не земного моря.

Я не тебя любил. Но если там,

Где все кончается, все возникает,

Ты к новым мукам, --">