Николай Васильевич Гоголь - Ганс Кюхельгартен

хороша!

“Не плачь, спокойся, друг мой милый!

Ведь стыдно плакать, наконец”,

Духовный молвил ей отец. —

“Бог нам дарит терпенье, силы;

С твоей усердною мольбой,

Тебе ни в чем он не откажет.

Поверь, Ганц дышет лишь тобой;

Поверь, он то тебе докажет.

Зачем же мыслию пустой

Душевный растравлять покой?”

Так утешает он свою Луизу,

Ее к груди дряхлеющей прижав.

Вот старая Гертруда ставит кофий

Горячий и весь светлый, как янтарь.

Старик любил на воздухе пить кофий,

Держа во рту черешневый чубук.

Дым уходил и дельцами ложился.

И, призадумавшись, Луиза хлебом

Кормила с рук своих кота, который

Мурлыча крался, слыша сладкий запах.

Старик привстал с цвеченых старых кресел,

Принес мольбу и руку внучке подал;

И вот надел нарядный свой халат,

Весь из парчи серебряной, блестящей,

И праздничный неношенный колпак —

Его в подарок нашему пастору

Из города привез недавно Ганц, —

И, опираясь на плечо Луизы

Лилейное, старик наш вышел в поле.

Какой же день! Веселые вились

И пели жавронки; ходили волны

От ветру золотого в поле хлеба;

Сгустились вот над ними дерева,

На них плоды пред солнцем наливались

Прозрачные; вдали темнели воды

Зеленые; сквозь радужный туман

Неслись моря душистых ароматов;

Пчела работница срывала мед

С живых цветов; резвунья стрекоза

Треща вилась; разгульная вдали

Неслася песнь, – то песнь гребцов удалых.

Редеет лес, видна уже долина,

По ней мычат игривые стада;

А издали видна уже и кровля

Луизина; краснеют черепицы

И ярко луч по краям их скользит.

КАРТИНА II

Волнуем думой непонятной,

Наш Ганц рассеянно глядел

На мир великий, необъятной,

На свой незнаемый удел.

Доселе тихий, безмятежной

Он жизнью радостно играл;

Душой невинною и нежной

В ней горьких бед не прозревал;

Земного мира уроженец,

Земных губительных страстей

Он не носил в груди своей,

Беспечный, ветренный младенец.

И было весело ему.

Он разрезвлялся мило, живо

В толпе детей; не верил злу;

Пред ним цвел мир как бы на диво.

Его подруга с детских дней

Дитя-Луиза, ангел светлый,

Блистала прелестью речей;

Сквозь кольца русые кудрей

Лукавый взгляд жег неприметно;

В зеленой юбочке сама

Поет, танцует ли она —

Всё простодушно, в ней всё живо,

Всё детски в ней красноречиво;

На шейке розовый платок

С груди слетает понемножку,

И стройно белый башмачок

Ее охватывает ножку.

В лесу ль играет вместе с ним —

Его обгонит, всё проникнет,

В куст притаясь с желаньем злым,

Ему вдруг в уши громко крикнет —

И испугает; спит ли он —

Ему лицо всё разрисует,

И, звонким смехом пробужден,

Он покидает сладкий сон,

Шалунью резвую целует.

Уходит за весной весна.

Круг детских игр их стал уж скромен. —

Меж ними резвость не видна;

Огонь очей его стал томен,

Она застенчиво-грустна.

Они понятно угадали

Вас, речи первые любви!

Покуда сладкие печали!

Покуда радужные дни!

Чего б желать с Луизой милой?

Он с ней и вечер, с ней и день,

К ней привлечен он дивной силой,

Как верно бродящая тень.

Полны сердечного участья,

Не наглядятся старики

Их простодушные на счастье

Своих детей; и далеки

От них дни горя, дни сомнений:

Их осеняет мирный Гений.

Но скоро тайная печаль

Им овладела; взор туманен,

И часто смотрит он на даль,

И беспокоен весь и странен.

Чего-то смело ищет ум,

Чего-то тайно негодует;

Душа, в волненьи темных дум,

О чем-то, скорбная, тоскует;

Он как прикованный сидит,

На море буйное глядит.

В мечтаньи всё кого-то слышит

При стройном шуме ветхих вод.

* * *

Или в долине ходит думный;

Глаза торжественно блестят,

Когда несется ветер шумный

И громы жарко говорят;

Огонь мгновенный колет тучи;

Дождя источники горючи

Секутся звучно и шумят. —

Иль в час полночи, в час мечтаний

Сидит за книгою преданий,

И, перевертывая лист,

Он ловит буквы в ней немые

– Глаголят в них века седые,

И слово дивное гремит. —

Час углубясь в раздумьи целой,

С нее и глаз он не сведет;

Кто мимо Ганца ни пройдет,

Кто ни посмотрит, скажет смело:

Назад далеко он живет.

Чудесной мыслью очарован,

Под дуба сумрачную сень

Идет он часто в летний день,

К чему-то тайному прикован;

Он видит тайно чью-то

--">