Джон Китс - Эндимион

Джон Китс (1795–1821) ЭНДИМИОН

ПОЭМА.

Посвящено памяти Томаса Чаттертона

Долгий стих старинной песни…

КНИГА ПЕРВАЯ

В прекрасном — радость без конца, без края,

Прекрасное живёт, не умирая.

Оно растёт и ширится, благое,

Стоит на страже нашего покоя,

Чудесных снов, здоровья и дыханья;

И потому-то утреннею ранью

Плетём венки мы, чтоб земля нам стала

Ещё родней, хотя на ней так мало

Осталось благородства, — и в избытке

Преграды мы встречаем при попытке

Пробиться к истине. Как ни суровы

Печальных душ тяжёлые покровы,

Прекрасное снимает их. Нам надо

Взглянуть на небо, на овечье стадо

И разглядеть нарциссы в ближней чаще;

И заприметить ручеёк, журчащий

Порою жаркой; и в густой дубраве

Узреть шиповник; и почти что въяве

Через века и через расстоянья

Разведать предков славные деянья;

И, внемля сказкам, письменным иль устным,

Не предаваться размышленьям грустным.

И влаги даст небесная криница,

И смерть от нас навеки отстранится.

Мы чувствуем явленья и предметы

Не второпях; напоминает это

Любовь ко храму, к облаку и к роще,

Напоминает о волшебной мощи

Луны, что к нам приходит постоянно,

Пока всё это, свыше осиянно,

В сознанье, в душах не оставит знаки,

Что не стереть при свете и во мраке.

И мы умрём, когда о них забудем.

Вот почему мне захотелось людям

Поведать о судьбе Эндимиона.

Какое имя! Властно, непреклонно

Оно звучит во мне и днём и ночью,

И мне поэма видится воочью,

Как наши долы. Я начну, покуда

Не слышно криков городского люда,

И только-только появились почки,

И кое-где проклюнулись листочки

В лесах старинных; и покуда ива

Смолу роняет, и домой шумливо

Идут молочницы. И в те же сроки,

Когда в густой траве забродят соки,

Столкну я чёлн и поплыву к беседке,

Где тихие часы мои нередки.

В присутствии соседки-маргаритки

Стихов насочиняю в преизбытке.

Ещё и пчёлка не начнёт по крохе

Сбирать нектар на клевере, горохе,

Как я уж допишу до середины.

Да не увижу зимние картины

К конце работы! Я творю, мечтая,

Что всюду будет осень золотая,

Когда свершу задуманное дело, —

И посылаю в дикие пределы

Я мысль-глашатай; дале — будь что будет;

Пускай трубит, пускай траву разбудит:

Покуда зелена лесная тропка,

По ней шагаешь весело, неробко.

На Латмосе был мощный лес: то влага

Несла корням живительное благо,

Что, по каналам расходясь древесным,

Текло к ветвям, текло к плодам чудесным.

Таил тот лес укромных мест немало,

Людей не знавших. И когда, бывало,

Ягнёночек от стада отбивался,

Он никогда в загон не возвращался,

Где блеяли довольные ягнята

За час-другой до полного заката.

Но пастухи спокойны были, веря,

Что волки, леопарды, злые звери

С ягнёнком не расправятся невинным,

И тот придёт к волшебным луговинам,

Где Пан — пастух, и пастухам, понятно,

Потерю возместит десятикратно.

Минуя папорти, болота, ивы,

Тропинки извивались, прихотливы,

Ведя к широкому лесному лугу,

Откуда всюду виделись по кругу

Могучие стволы на фоне дёрна.

Как в вышине свежо и как просторно,

Расскажешь ли! — Всё выше и всё дале

На ветку с ветки голуби летали.

И облака, взирая на поляну,

По голубому плыли океану.

И мраморный алтарь среди дубравы

Воздвигнут был; и зеленели травы,

И росы фантазировали с блеском,

И по священным этим перелескам

Ковры из маргариток настилали,

И день грядущий пышно прославляли.

И было утро; пламень Аполлона

Посеребрил просторы небосклона,

И в чистоте небесной, изначальной

С забвеньем расставался дух печальный

И ветру отдавался, и шиповник

Тянулся к солнцу, как единокровник.

И жаворонок млел от аромата,

И ручеёк --">