Алексей Дунаевский - Полюби меня красного

забытого богом вуза. Принимая во внимание то, что учатся в этом храме науки в основном дети нефтяников и газовщиков низшего звена, о чем свидетельствуют здоровенные общаги, набитые их отпрысками, можно легко сделать вывод, что ежеутренне в Купчино происходит не паломничество студентов и профессоров, а протекает какая-то жалкая студенческо-преподавательская струйка. Горстка таких людей и создает наше туманное представление о данной среде обитания.

Однако Никит-аху, по всей вероятности, приспичило не только представить нам Купчино во всей его красе, но и доказать, что в жизни Russian Reds всегда есть место подвигу. Для этого он первым делом засекретил свой адрес, подарив нам только одно кодовое слово — «Купчино». Резоны Никит-аха, естественно, остались при нем, однако особо пытливым умам он все-таки объяснил, что начинать надо с появления на конечной станции метро.

Забегая вперед, отмечу, что мне повезло больше, чем другим. Видимо, сказались годы, проведенные вместе, точнее, рядом с ним в самых различных кабаках и бильярдных города. Со мной, похоже, он хотел свести счеты не сразу. Поэтому я и получил дополнительную наводку: следовало сесть либо в третий вагон от головы, либо в седьмой с хвоста. С учетом того, что разновагонные поезда Московско-Петроградской линии метро ездят задом наперед, это было очень «ценное» указание.

Как вы догадываетесь, я сел куда пришлось, руководствуясь одной лишь интуицией и чувством самосохранения, так как буквально за полтора часа до этого закончился матч между ненавистными Никит-аху «Зенитом» и ЦСКА. Надо отдать должное гостеприимному хозяину квартиры, своевременно предупредившему нас о том, что «есть довольно большая вероятность быть испизженными этими животными», и посоветовавшему на всякий случай шифроваться. Однако мысли мои занимало совсем другое. Рекламируя свою хату, Никит-ах проговорился, что Джон Бой^[4] едет к нему с ночевкой, предполагающей по крайней мере две вещи — шумный панк-хеппенинг в исполнении нашего неистового ирландца и скопище баб тяжелого поведения из числа бесчисленных подружек ведущего вечера. Первое — радовало, второе — обнадеживало, ведь кто, как не я, получал великолепную возможность полюбоваться на толстых вырожденок, с тем чтобы обосрать их без особого риска для жизни. Одним словом, увлекся я этой перспективой настолько, что не заметил ни полчищ синюшных скарферов,^[5] с упоением раскачивающих вагоны, ни продолжительности самой поездки, способной в любом другом случае навеять уныние. Особенно тогда, когда твоя нога впервые в жизни опускается на платформу конечной станции.

Сразу же вспомнилась нью-йоркская «Мотт-авеню», последняя остановка на линии «А». К сведению интересующихся: когда я выходил на улицу (речь в данном случае идет о надземке), то сразу же отдавал известному мне негру 10 долларов за право безболезненного прохода по всей этой «авеню» до ее конца, и меня действительно не трогали, хотя улица была переполнена зловеще-киношного вида черными подонками.

Поборы эти, к слову сказать, прекратились при весьма анекдотических обстоятельствах. К моему счастью, я жил в многоквартирном доме на одной лестничной площадке с матерью того негра, которая ко всему прочему курила. Для этого на площадке был предусмотрен балкон, так как во всех квартирах срабатывала пожарная сигнализация, если ты закуривал, вот мы и познакомились. И эта встреча стала прелюдией к моему уличному хеппи-энду. Сначала я страшно расположил ее к себе рассказом о температуре минус двадцать, о которой я, честно говоря, стал немного подзабывать. А зря, так как именно она спасла меня от грядущих неприятностей.

Когда моя собеседница, непомерно большая черная женщина, позвонив куда-то, получила перевод этой страшной цифры в градусы по Фаренгейту, то чуть было не всучила мне мерзкого вида свитер с надписью «Армия спасения». Но я великодушно отказался, сославшись на то, что в России каждый, включая школьников младших классов, выходит на улицу с бидоном водки, и потому свитеры у нас презирают, считая проявлением недопития.

Чтобы избежать дальнейших расспросов, я пояснил, что бидоны эти — ключ к пониманию простыми безработными черными американскими торговцами наркотой растущей российской преступности. Просто мы обречены на нее из-за морозов и водки. Это наш, так сказать, Млечный Путь. Поэтому я и приехал сюда, поближе к температуре плюс сорок пять по --">