Анастасия Перкова - Стерегущие золото грифы

ты? — тот слегка обернулся, впервые заговорив с Темиром.

Темир увидел дружелюбную улыбку на загорелом лице.

— Уснул. Испугался, что упаду, — тихо ответил он, прочистив отвыкшее от разговоров горло.

— Ниже земли не упадешь, а упадешь — так встанешь. — Зайсан пожал плечами.

Тут Темир наконец заметил, что дорога идет уже не над пропастью, да и дороги-то никакой нет. Перед ними лежала степь, покрытая высокой сухой желто-бурой травой. Пронизывающий ветер набрасывался сразу со всех сторон. Трава шелестела и склонялась до земли, словно приветствуя хозяина гор. Да, это ветер господствовал тут, выдувая почти весь снег с бескрайней равнины, оставляя на зиму пищу стадам и табунам.

Темир никогда не видел такой обширной, ровной, словно блюдо, земли. Как и раньше, он приметил на горизонте массивные матово-белые вершины и неуверенно, загибая пальцы, сосчитал их — пять.

Темир нетерпеливо заерзал на спине лошади, предвкушая конец перехода. Впереди изгибалась молочного цвета река, по берегам которой рассыпались постройки, будто проходивший мимо Адыган обронил из поясного мешочка конопляные зерна. Наверное, там и обитают эти суровые всадники.

— Укок, — коротко сказал Зайсан, отвечая на немой вопрос Темира.

Народ высыпал из деревянных зимников, не имевших ни единого украшения или знака отличия. Люди радостно встречали вернувшихся: мальчишки, босоногие, несмотря на холод, визжали и путались под ногами лошадей; всадники смеялись и легонько, в шутку, охаживали ребятню плетками. Лай собак, человеческие голоса и запах дыма совсем согрели сердце Темира — здесь будет почти как дома.

Зайсан спешился и стянул Темира с коня. Он покачнулся на затекших ногах и неуверенно посмотрел на Зайсана снизу вверх. Тот показал на один из аилов и подтолкнул Темира в ту сторону. У входа стояла подбоченившись ужасного вида старуха в черной шубе до пят. Видневшуюся из распахнутой шубы одежду украшали порезанные на ленты цветные лоскуты, а на груди болтались бусы из нанизанных на нитку то ли камней, то ли костей. Темир не разобрал — так все поплыло у него перед глазами. Волосы старухи, седые и нечесаные, были распущены сзади, а по обе стороны от лица убраны в две тонкие косы с бронзовыми бубенцами на концах. В руке она держала курительную трубку.

«Пельбегень12», — подумал Темир, и его губы задрожали. Он оглянулся, ища помощи у Зайсана, но тот уже отошел далеко, и на его шее висели две девочки — должно быть, дочери. Темир снова посмотрел на старуху: высокая угловатая фигура, косматые седые брови, глаза непонятного оттенка, темный цвет лица и большой нос. Темир был уверен: открой она рот — это окажется зияющая беззубая дыра. Неужели отец отдал его на съедение? Беды ли какие грозят их народу, что понадобилась помощь Шаманки-людоедки? А в уплату — каанское дитя, как полагается в сказках? Неужели это и есть отцова сестра?

Каково же было изумление Темира, когда жуткое лицо озарилось материнской улыбкой. Губы раздвинулись, обнажив превосходные зубы.

— Иди, не съем! — весело крикнула она, и Темир наконец сдвинулся с места.

Женщина приоткрыла полог и втолкнула его в пятистенный зимник. В очаге тлели угли, и, когда глаза Темира привыкли к темноте, он увидел скромное жилище Старой Шаманки. Три шкуры, брошенные на пол у дальней стены. На каждой — по вой­лочному одеялу и по набитой сухой травой подушке. Возле правой стены — горшки, котелки и каменное блюдо на коротких ножках. Вот и все нехитрое убранство дома, где предстояло поселиться Темиру, привыкшему к вой­лочным коврам с ярким орнаментом и занавесям, отделявшим спальное место каждого члена семьи.

В центре аила, у очага, сидела девочка зимы на четыре старше Темира. Она с неприятным звуком соскребала сажу с котла, собирая ее в треснутую деревянную миску. Услышав шаги, девочка подняла глаза — большие черные омуты в обрамлении темных ресниц. Она бросила котел так, что тот покатился со звоном, и кинулась к Темиру. Тот от неожиданности сделал шаг назад, но наткнулся на Шаманку.

— Приехал! — Девочка всплеснула руками. — Устал? Замерз? Голодный?

— Ш-ш-ш, ты, сорока, — оборвала ее Шаманка. — Ясное дело: уставший, замерзший и голодный. --">