OldKhan - Топить в вине бушующее пламя печали 2.0

улыбнулся:

— Что, ты собираешься позволить мне работать до самой старости или пока я не упокоюсь с миром? Твой дядя полжизни провел в заботах, ты совершенно не заботишься обо мне? Указ о моем отречении уже на руках у Чжан Бо и Фэн Чуня. Старик Фэн привел императорскую стражу, чтобы сопроводить тебя обратно в столицу. Когда твой отец был жив, он был его верным другом. Он защитит тебя, не бойся.

Глаза принца покраснели.

Шэн Сяо заложил руки за спину, посмотрел в сторону Чиюань и повернулся, нежно коснувшись лба юноши:

— Ты еще помнишь своих родителей?

— Ваш подданный не смеет забыть о них ни на день.

— Это хорошо, — кивнул Шэн Сяо. — Ты повзрослел, теперь у тебя свой собственный путь. Пламя Чиюань в конце концов угаснет. Уходи скорее, твое тело пострадает, если ты останешься здесь надолго.

— Но как же вы?

— Я задержусь здесь на несколько дней, — Шэн Сяо махнул рукой и продолжил. — Нельзя оставлять страну без правителя. Дела в столице идут не очень. Возвращайся скорее.

Наследный принц не посмел ослушаться приказа императора, отступив на три шага, он развернулся и пошел прочь. Дойдя до межевого столба, он не удержался и оглянулся. Шэн Сяо сидел на земле перед мечом.

В этот момент, в глубине своего сердца, наследный принц ощутил легкую тоску. Он покачал головой и вдруг почувствовал нестерпимый жар. С тяжелыми мыслями юноша трижды преклонил колени у столба и девять раз, очень учтиво, поклонился человеку в черном одеянии. Той же ночью он поспешно вернуться в столицу, навстречу своей судьбе.

Отослав наследного принца, Шэн Сяо приказал стражникам вернуться на свои посты. С ним остался лишь личный телохранитель. С наступлением темноты он подошел к Шэн Сяо, огляделся, убедившись, что вокруг нет ни души, и опустился на колени. Вздрогнув, он тут же согнулся пополам, доспехи слетели с его тела, а одеяние упало на землю. Изнутри вылетела маленькая, не больше ладони, птичка, и в безмолвии запорхала рядом с хозяином.

— О, точно… — Шэн Сяо протянул руку, чтобы погладить птичку и коснулся тонкого золотого шнурка на ее шее. — Я и забыл о тебе.

Золотой шелк покрывали сложные надписи. Шэн Сяо слегка потянул за шнурок пальцами и смял его. Вдруг маленькая птичка издала глубокий рев. Ее тело начало стремительно расти, увеличиваясь в размерах более чем в десять раз, оба ее крыла расправились, поднимая бушующее пламя, озарившее темные облака ночного южного неба. Птица закричала и вытянула шею — это был не кто иной, как молодой бифан9!

9 Бифан, похожая на журавля птица из китайской мифологии. У нее зеленые с красным перья, белый клюв и только одна нога. Ее появление обычно сопровождалось вспышкой удивительного пламени, из-за чего ее считали предвестником пожаров. 

Шэн Сяо поднялся на ноги и вздохнул:

— Больше тебе не нужно за мной присматривать. Теперь мы оба свободны.

Бифан шагнул к нему и слегка придержал клювом подол его одеяния.

Шэн Сяо опустил глаза и встретился взглядом с птицей. Бифан вздрогнул, медленно разжал клюв и чопорно поклонился.

Шэн Сяо снял с головы корону. Следом за ней отправилась императорская печать, кольцо с большого пальца и, одна за другой, все нефритовые подвески. Наконец, он стянул с шеи маленькую фигурку, в последний раз взглянул на нее и отбросил в сторону. Похоже, он вовсе не считал ее чем-то важным. Молодой бифан встопорщил перья и поспешил подобрать кулон, но, когда он вернулся, неся в клюве нефритовую фигурку, то заметил, что человек с распущенными волосами уже ушел.

Он направлялся в сторону Чиюань.

Не обращая никакого внимания на кулон, молодой бифан издал тревожный крик и замахал крыльями, намереваясь догнать его. За краем скалы, на которой они стояли, пролегала алая бездна. Она уходила на тысячу миль под землю, туда, где на глубине бушевала магма. По обе стороны от обрыва ничего не росло. Когда до края Чиюань оставалось около сотни метров, крылья молодого бифана вспыхнули черным пламенем. Он закричал, покатился по земле, едва не превратившись в жареную курицу, и больше не смог подняться.

Император стоял на краю обрыва, наблюдая за тем, как огонь едва не опалял его рукава и подошвы сапог. Маска спокойствия на его лице треснула, сменяясь странным, почти безумным восторгом.

Все-таки, смертным быть куда лучше.

Жизнь смертного — краткий миг, где горечь и радость длятся десятилетиями. Боль, которую может испытывать тело, всегда конечна. Зачастую, еще даже не успев --">