Андрей Анатольевич Гудков - Дети

— А, ты же не здешний, — догадался Жека. — Сейчас расскажу. Дурная эта история.

Он тяжело вздохнул и свой рассказ.

— Дети эти из детдома, что в Митехово. Их один богач наш местный решил свозить в Лазоревое, в санаторий ну и заодно по музеям значит. Нанял автобус, водителя. Что там, в дороге случилось, кто теперь знает? Разное говорят. Одни что автобус сломался. Другие что водителю плохо стало, то ли сердце прихватило, то ли еще что. Он с трассы-то съехал и встал. А дело-то зимой было. Мороз стоял градусов в тридцать. А зимой-то по трассе редко ездят. В общем, пошли дети до деревни. Говорят, что ветер поднялся в тот день, снег пошел. В такую погоду и взрослые-то не всегда доходят, а они дошли.

Жека замолчал и неохотно продолжил.

— Только не пустил их никто. Выгнали, сказали, идите на трассу, а здесь мест нет.

— Сволочи… — вырвалось у меня.

— Давай здесь постоим, перекурим.

Он остановился у автобуса и вылез из кабины. Я тоже вышел и замер от удивления. Автобус был ржавым, с выбитыми стеклами и заросший кустами и крапивой.

— А… он же новый был…

— А ты внутрь загляни, — мрачно предложил мне Жека.

Я заглянул. Побледнел и тут же отошел от автобуса. Внутри, на выцветших пыльных сиденьях лежали маленькие скелеты в детских зимних куртках и шапках.

— Детям делать нечего было, они в автобус вернулись, а что толку? Может, кто и ехал в тот день, да только с дороги не видно же. А если еще и снег шел.

Жуткое зрелище стояло у меня перед глазами. Я дрожащими руками достал из кармана пачку сигарет и попытался закурить, но только изломал несколько сигарет. Жека подошел, сам достал из пачки сигарету, прикурил и дал мне.

— Извини, не подумал.

— Они все умерли.

— Да. Говорят от мороза умирать не больно. Просто заснули…

Светило жаркое летнее солнце. Пели в кустах птицы. А на душе у меня выли свою тоскливую песню волки.

— Десять лет назад это было. А дети до сих пор здесь.

— И что они делают?

— Да ничего. Это же дети. В деревне проказничают, но вроде никого не убили. Но никого из деревенских к трассе не подпускают.

— А зачем ты их подвозил?

— Так сволочи эти, мало того что тогда детей не пустили. Так и потом еще экхорциста какого-то вызвали.

— Экзорциста.

— Ага. Он каким-то полем или кругом деревню окружил и детей выгнал. И сами они теперь туда зайти не могут. Только мы по-своему рассудили. На трассе закон один, и они пусть терпят за свою подлость.

Ну да. Нежить не может проникнуть внутрь барьера. Только если человек её не проведет с собой.

— А почему вы их не похоронили?

— Мы хотели, собрались раз, да дети не дали. Тогда еще парень один здесь был. Тоже бродяга навроде тебя. Он к деревенским ходил, только те его чуть не застрелили. С детьми разговаривал, а потом нашим сказал: «Пока они свой грех не искупят, жить им в аду!» Так и сказал.

Не просто искупить надо, прощения попросить. Но я не тот добрый бродяга. Не буду ничего говорить.

Лишь спустя много лет мне довелось опять ехать этой дорогой. Но, ни деревни, ни этого поворота, ни ржавого автобуса уже не было. Только если хорошо прислушаться, то в кустах на месте деревни можно было услышать детский смех и отчаянные крики…