Вадим Скумбриев - Кладбище снов

меня всего лишь слова. Только лучше жить так, чем погружаться каждую ночь в свои сны и видеть их мёртвыми.

Хельга вздрогнула, не сумев сдержать болезненную гримасу. Привыкшая читать чужие души, она совсем не ждала, что надменный теург сумеет так легко проникнуть в её собственную.

— Бажен, конечно, вернётся в себя, — наслаждаясь, продолжил Науз. — Будет учиться. И однажды увидит по-настоящему, до чего примитивным и фальшивым был придуманный им когда-то мир. Возможно, после этого он забросит чернильницу с пером навсегда, но твою отраву из разума выведет и грезить больше не захочет. А ты, колдунья? Княжич говорил о прекрасном городе с каналами и лодками, а сколько ещё снов похоронено в твоей голове? Дюжина? Гросс? Может, больше? Мне было бы очень интересно заглянуть в эти сны. Да только разве ж ты пустишь меня туда?

— Ты прав, — ровным голосом ответила Хельга. — Не пущу.

— Не удивлён, — раздался голос Кераста за её спиной. Хельга обернулась — князь стоял в дверях. — Теперь я понимаю, почему сновидцев боятся.

— Я выполнила обещание. Твой сын в своём уме.

— В своём ли? — он шагнул к Хельге. — Ты называешь то, что сделала с ним, исцелением? Вырви свои сны, колдунья, брось их в костёр — тогда только ты поймёшь, что творишь с людьми!

— Вырвать и сжечь можно только живое, — она покачала головой. — Сны Бажена — мёртвые, безликие. Теперь он понял это. Всё старое он оставит и никогда не вернётся к нему, а когда-нибудь, может, напишет новое.

— Тебе ли не знать, что и сон, и книга, и самый последний глупый стишок живёт, только если кто-то читает его!

На этот раз Хельга дрогнула. Отвела взгляд, склонила голову. Ей было нечего ответить князю.

— Возьми, — Аркуд бросил ей глухо звякнувший мешочек. — Здесь оговорённая плата. Только на твоём месте я бы уехал из Яружева. Не стоит искушать судьбу.

— Я слышала эти слова много раз, — прошептала Хельга. — Менялись только города и веси.

Она взглянула за окно — там снова начинался холодный осенний дождь. Вздохнув, Хельга накинула на голову капюшон и вышла прочь, чувствуя на спине тяжёлые взгляды.

Речи Кераста продолжали звенеть в ушах.

И ведь князь прав. Сон живёт, только если кто-то другой читает его. А она никого не пускает в свои грёзы, потому что боится. Чужих слов, чужого взгляда и смеха. Пустить она может только таких, как Бажен — тех, кто не заметит фальши, пока в неё не ткнуть пальцем.

Всё придуманное Хельгой похоронено глубоко-глубоко на старом кладбище снов. Её творения мертвы.

И вряд ли когда-нибудь оживут.

--">