Жорж Старков - Сначала исчезли пчёлы…

тут говорить? — жмёт плечами Серёга. — Покойся с миром, Михал Юрьевич Табакерка…

— Да уж… — вздыхает отец. — Спи спокойно, кум. Спи спокойно…

— Земля пухом… — бубню я себе под нос, хотя понимаю всю бессмысленность слов.

Наверное, такого же мнения и Кристина. Она молчит. Просто молчит и смотрит абсолютно сухими глазами на пузатый холмик, для утрамбовки которого небу придётся пролить слёзы не раз и не два.

Мои близкие, чуть бестактным покашливанием, дают понять, что готовы двигаться в обратный путь. Наш старый пикап, который Сергей со станичным «самоделкиным», конечно уступающим в своём таланте «Куле», но всё же на многое способным, всё-таки починил и пригнал в поселение, ждал нас в ближайшей лесополосе, в километре на Юг. Двигаться обратно без траурной ноши будет легче.

Я беру Кристину за руку, обтянутую тоненькой вязаной перчаточкой и чуть увлекаю в сторону выхода на центральную дорожку. Она молча подаётся и мы медленно бредём вслед за всеми остальными, двинувшими в обратный путь.

— Он так и не узнал… — вдруг заговорила, молчавшая все похороны, Кристина.

— Чего не узнал? — спрашиваю, поглаживая пальцем рельеф стяжков, опутавших её пальчики.

— Что станет дедом…

— Что? — оборачивается отец.

— Да, — грустно кивает она и, почему-то, виновато смотрит мне в глаза. — Ты станешь отцом. А вы, Сан Саныч, — говорит, одаривая таким же взглядом отца, — дедушкой. А он, — кивает через плечо, — уже не станет…

Луна освещает её так необычно ярко, а холодный свет придаёт контраста каждой чёрточке. Это неспроста. Я знаю почему — это мгновение даёт мне шанс запомнить её в каждой детали. Её большие, грустные глаза. Её непокорную кокетливую косую чёлку. Её губки, уронившие с левой стоны родинку, подхваченную изгибом маленького аккуратного подбородка. Такой я тебя и запомню — мой смысл, мою жизнь…

— Ложись! — слышу голос Сергея прыгающего за ближайший памятник.

Лицо Кристины, на какой-то миг, меняет цвет на более насыщенный, но вскоре снова становится таким, каким угодно лишь лунному свету. Я слишком поздно понимаю в чём дело, но всё же валюсь навзничь, увлекая за собой девушку. Вижу, как дорогу в нескольких метрах от нас вылизывает свет автомобильных фар. Работы двигателя не слышно — гордость судполовских спецмашин, чуть слышится лишь шелест колёс по шершавой грунтовке. Автомобиль останавливается метрах в тридцати от нас, хлопают двери.

— Так! — доносится вальяжный и напористый голос. — А ну-ка, вышел, кто там лазит!

Все замерли. Мы с Кристиной распластались, отгороженные от взоров судполовцев небольшой оградкой и давно засохшим кустом. Отец и Леший сжались в два калачика за внушительным мемориалом, очевидно, какому-то видному деятелю своего времени. Серёга притаился на соседней могилке за памятником попроще, в виде гранитной плиты.

— А ну-ка, сержант, подсвети! — командует тот же голос, и по могильным плитам начинает медленно ползти широкий и яркий луч комплектного патрульного фонаря.

— Да, нету тут никого! — раздаётся второй, более писклявый голос сержанта. — Егор, тебе не почудилось?

— Не почудилось! — раздражённо рявкает тот, кого сержант назвал Егором. — А ну-ка, тащи тепловизор — проверим. Не хочу, чтобы меня опять взгрели из-за этих малолеток-вандалов!

Кристина слышит их слова и сильно сжимает мною руку. Я чувствую её страх, но он не может забраться мне под кожу. Уже не может… Теперь у меня на него иммунитет. Теперь я не имею на него права. Теперь я в ответе не только за себя… Я прижимаю моего самого дорогого человека, в котором теплится ещё одна жизнь, пока мне незнакомая, но я уверен — мы бы с ней поладили. С ней, с ним? Узнаю я это когда-нибудь? Быть может — нет.

Но я знаю точно, что эта жизнь не должна выйти в этот свет там, где всё уже давно решено за всех. Где дитя «негражданина» будут воспитывать в детских тюрьмах, превращающих свободный полёт в неуклюжее подпрыгивание на месте. Эта жизнь, в которой есть кусочек меня самого, должна быть жизнью, а не пародией на неё… А потому, я медленно поднимаюсь, несмотря на вцепившиеся в меня тонкие женские пальцы.

— Я скоро, — шепчу я Кристине, — всё хорошо.

Она бессильно сползает на землю, напоследок хватая меня за руку. Я держу её чуть дольше, чем следует, луч мощного фонаря уже почти настиг меня, но я успеваю стянуть перчатку и, быть может, в последний раз --">