Самат Айдосович Сейтимбетов - Завхоз снова в игре!

половодье звуков, запахов, ощущений, и Борисов открыл глаза. И тут же отшатнулся, так как прямо перед его лицом находилась ужасная язва. Обладательница язвы, страшная бабенция с перекошенным лицом и отсутствующим носом, обдала Борисова тухлым дыханием, заодно явив миру отсутствие большей части зубов.

— Чо ты… эй, бля! — прохрипела бабенция. — Ты кто такой?!

Борисов отпихнул ее, и ему немедленно захотелось вымыть руку. Вокруг сидели еще более отвратительные уроды, шумели, канючили, ныли, взывали, трясли руками и несли какую-то херню. Казалось, что никому не было дела до соседей, но лишь казалось.

— Это че за хрен?

— Милену обижают!

— Бля, бей этого говнюка!

— Засыл! Мочи яво!

Новый град слов, враждебных взглядов, тухлых ароматов и тянущихся культей обрушился на Борисова. Он попытался выхватить привычный Лобзик, но тот отсутствовал, и Борисов растерялся на мгновение. Попробовал призвать верный дробовик, но тот не откликался.

— Зови Фильку!

— Бей яво, гада такого!

Борисов вскочил, пинком в лицо отпихнул ближайшую рожу, отметив, что куда-то делось все его снаряжение, включая броню, меч и красный зачарованный плащ за спиной. Сила Гандальва тоже отказалась приходить, и Борисов опять потерял на этом мгновение. К нему тянулись руки, щерились в ухмылках рты, а сверху било жаркое солнце.

Борисов находился в толпе нищих попрошаек на ступенях какого-то огромного величественного здания, и вокруг расстилалась площадь, на которой было довольно много людей. Здания вокруг, внешность людей, выкрики, даже язык — который Борисов отлично понимал — были ему незнакомы. Он машинально ударил еще пару раз, но все же промедление оказалось роковым.

Что-то твердое — костыль, как выяснилось секундой позже — ударило его в затылок, и Борисов пошатнулся, не устоял на ногах, и его потянуло в этот омут уродства и язв, обрушивающийся ароматами тухлятины и вони. Борисов еще пытался биться, но его били в ответ, завалили телами, совали в глаз, нос и рот, свои немытые пальцы, и он кусал их в ответ, блевал, орал, и казалось, что это продлится вечность.

Но на самом деле все закончилось менее чем за минуту.

— Этот? — раздался голос сверху.

Давление тел ослабло, и что-то больно кольнуло Борисова под лопатку.

— Этот, этот, — в голосе слышалось подобострастие. — Сидел Безногий, а потом бац! И этот хмырь!

— Встань! — и Борисова еще раз кольнуло.

Он поднялся, благо все, кто его держал, убрали свои тела и руки. Перед Борисовым стояли трое дюжих молодцев, причем ни один из них не был человеком. Впрочем, будь у Борисова время вдуматься и осмотреться, он бы заметил, что среди нищих калек и попрошаек людей была лишь треть.

— Наверняка он засыл и лазутчик, — продолжал твердить подобострастный голос снизу, — его надо в тюрьму сдать, для опытов.

— Без тебя разберемся, — последовал ленивый ответ и голос заткнулся.

Борисов не стал смотреть вниз, поглощенный разглядыванием молодцев: двое имели бычьи головы и огромные рога, страшные даже на вид. Торсы их были прикрыты кирасами, надраенными до зеркального блеска. У одного в руках был меч, у другого нечто вроде ятагана, увеличенного в два раза против земного, и у обоих на локтях красовались маленькие щиты, соединенные с наручами, прикрывающими волосатые, толстые руки до локтей. Третий, видимо командир, держал в руках копье, которым он, скорее всего и колол Борисова. Расу его Борисов так и не смог определить, но было у него четыре руки, три глаза, гребень на голове, и пасть, полная зубов.

— Кто таков? — лениво поинтересовался трехглазый. — Сколько лет? Почему не в армии?

Борисов не стал говорить об оябунах и королях Альбиона, а также качать права. Вот был бы с ним верный Лобзик, Скальпель (меч) и сила Гандальва, еще можно было бы что-то изображать, а так следовало вначале больше узнать, куда же закинуло Борисова на этот раз.

— Аргус Филч, двадцать пять лет, уже отслужил, — спокойно ответил Борисов.

Трехглазый чуть повел гребнем, и один из рогатых, неожиданно ухватил Борисова за руку и вывернул ее. Сделано это было так быстро и ловко, что Борисов даже не успел защититься, и противопоставить силе рогатого он тоже ничего не сумел. Это было обидно, унизительно и тревожно — куда делось все, нажитое Борисовым непосильным трудом?

— Татуировки нет, — прорычал рогатый.

— Дезертир, значит, — произнес трехглазый.

Пятка --">