Алексей Алексеевич Иванников - Хорёк

Выставляясь напоказ, любой человек рискует получить удар ножом в спину или кирпичом по балде, и чем больше его претензии на известность и значительность, тем сильнее может оказаться увечье. Особенно если он нажил себе врагов – врагов серьёзных и значительных, не показывающих своего реального отношения. Такой затаившийся враг может стоить десятка открытых недругов! И однажды, когда не ждёшь ничего такого, вдруг оказываешься жертвой, но совсем не невинной, а сознательно выбранной и подготовленной.

Разумеется, я говорю о себе: стал бы я так долго распространяться на абстрактные темы, если бы дело не касалось меня. Своя рубашка – даже драная – всегда ближе к тощему загорелому телу, чем чужой накрахмаленный фрак. Фрак же хочется или спереть, или в крайнем случае измазать в какой-нибудь грязи, чтобы его обладатель не выпендривался перед всеми, демонстрируя свои могущество и богатство. Именно такие причины всегда двигали мною, именно потому я и оказался в конце концов на этих грязных вместительных нарах, и именно поэтому вы и пришли ко мне. Скажете – не так? Конечно, если рассуждать логично, то вы просто интересуетесь криминальным миром – я так, кажется, понял – и в процессе знакомства вам попала на глаза моя история. История, безусловно, нестандартная – с чего бы вдруг талантливый вор-карманник переквалифицировался в мокрушники, сразу перечёркивая блестящую карьеру? Я ведь не только убил то самое злосчастное существо и нескольких близких ему людей, но и дал поймать себя! Причём попался из-за собственных глупостей и ошибок: явная потеря обычной концентрации стоила мне кучу времени, которого вполне хватило бы на обеспечение алиби – кажется, так любят называть это сыщики и журналисты? Вы не журналист? И кто же? Социолог? Ах, учёный, занимающийся окружающим нас бардаком и желающий выудить из него какие-то закономерности? Ах, вы ещё и собираете материалы для диссертации: для кандидатской? На тему? Вы не удивляйтесь, что я так подробно расспрашиваю: сидя уже пятый год на нарах, я нашёл себе интересную отдушину. То есть я всегда любил читать научно-популярную литературу, просто далеко не всегда были у меня такие возможности. Теперь же у меня куча времени и долгие-долгие ещё годы впереди, когда я могу заняться самообразованием. Аттестат за одиннадцать классов – всё, что есть, где уж было просвещаться и образовываться, так что именно тут я получил такую возможность. Я даже подумываю о поступлении в институт: разумеется, на заочное отделение. Как вы думаете, меня примут? Хотелось бы хоть к сорока годам получить диплом, чтобы не воспринимали посторонние как дебила или слабоумного, кроме тех случаев, разумеется, когда я сам захочу взять на себя такую роль. Ведь получится?

Мне не так много: тридцать восемь, в декабре будет тридцать девять. Надеюсь ли я выйти отсюда? Надеюсь: несмотря на жестокий приговор и почти полную безнадёгу, опирающуюся на такой срок. Двадцать пять лет – это не шутки, не все столько и живут, мне же предстоит провести их здесь – за колючей проволокой и крепкими засовами, так что, если не будет поблажек, то выйду я только в пятьдесят девять.

Разумеется, я всё делаю для того, чтобы получить амнистию или хоть какую-то скидку, но пять трупов – это пять трупов. О четырёх из них я до сих пор сильно жалею, о чём я не уставал повторять и во время процесса, и после, но чего не вернёшь, того уже не вернёшь… Абсолютное стечение обстоятельств, несчастливая судьба, небольшая ошибка в расчётах: и чтобы выбраться из дома, пришлось убивать ещё четверых. Пистолетом, разумеется пистолетом: разве смог бы я нанести вред взрослому человеку каким-нибудь ножичком? Я бы просто не достал, да и потом: одно дело – когда ты нажимаешь пальцем на курок, и противник просто падает, совсем же другое – когда ты втыкаешь ему нож куда-то в тело. Он же ведь будет защищаться и бить тебя в ответ, стараясь ударить побольнее! А хлещущая кровь? Я совсем не слабак, но даже мне от такого зрелища может стать плохо. Так что в дом я полез с пистолетом и твёрдо поставленной целью: рассчитаться с негодяем за всё, что вытерпел от него. Разумеется, я говорю о главе семейства: Блыднике-старшем. Одна только фамилия о многом говорит! Просто так не раздаются такие фамилии, вы-то как социолог должны понимать. Редкая сволочь, поверьте мне на слово, и если бы не я пришил его тогда, это сделал бы кто-то другой. А как страдали от него другие официанты

--">