Александр Исаевич Солженицын - Нобелевская лекция 1970 года по литературе
Название: | Нобелевская лекция 1970 года по литературе | |
Автор: | Александр Исаевич Солженицын | |
Жанр: | Речи, выступления, доклады | |
Изадано в серии: | неизвестно | |
Издательство: | неизвестно | |
Год издания: | 1972 | |
ISBN: | неизвестно | |
Отзывы: | Комментировать | |
Рейтинг: | ||
Поделись книгой с друзьями! Помощь сайту: донат на оплату сервера |
Краткое содержание книги "Нобелевская лекция 1970 года по литературе"
Из журнала «Грани» № 85 Впервые русский оригинал Лекции был опубликован вместе с шведским и английским переводами в Ежегоднике Нобелевского комитета в августе 1972 года. Читать лекцию А. Солженицын предполагал на церемонии вручения Нобелевских диплома и медали в Москве — на Пасху, 9 апреля 1972 года. Церемония не состоялась, так как было отказано в визе председателю Нобелевского комитета Шведской Академии, доктору Карлу Рагнеру Гиерову.
Читаем онлайн "Нобелевская лекция 1970 года по литературе". [Страница - 3]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (9) »
с просвечива
ющими цепочками фонарей •— не раз подступало нам в
горло, что хотелось бы выкрикнуть на целый мир, если
бы мир мог услышать кого-нибудь из нас. Тогда каза
лось это очень ясно: что скажет наш удачливый посла
нец — и как сразу отзывно откликнется мир. Отчетли
во был наполнен наш кругозор и телесными предмета
ми и душевными движеньями, и в недвоящемся мире
им не виделось перевеса. Те мысли пришли не из книг
и не заимствованы для складности: в тюремных каме
рах и у лесных костров они сложились в разговорах с
людьми, теперь умершими, тою жизнью проверены,
оттуда выросли.
Когда же послабилось внешнее давление — расши
рился мой и наш кругозор, и постепенно, хотя бы в
щелочку, увиделся и узнался тот «весь мир». И пора
зительно — для нас оказался «весь мир» совсем не та
7
ким, как мы надеялись: «не тем» живущии, «не туда»
идущий, на болотную топь восклицающий: «Что за оча
ровательная лужайка!», на бетонные шейные колодки:
«Какое утонченное ожерелье!», а где катятся у одних
неотирные слезы, там другие приплясывают беспеч
ному мьюзиклу.
Как же это случилось? Отчего же зинула эта про
пасть? Бесчувственн ли были мы? Бесчуственен ли
мир? Или это — от разницы языков? Отчего не всякую
внятную речь люди способны расслышать друг от дру
га? Слова отзвучивают и утекают как вода — без вку
са, без цвета, без запаха. Без следа.
По мере того, как я это понимал, менялся и менял
ся с годами состав, смысл и тон моей возможной речи.
Моей сегодняшней речи.
И уже мало она похожа на ту, первоначально заду
манную в морозные лагерные вечера.
4
Человек извечно устроен так, что его мировоззре
ние, когда оно не внушено гипнозом, его мотивировки
и шкала оценок, его действия и намерения определяют
ся его личным и групповым жизненным опытом. Как
говорит русская пословица: «Не верь брату родному,
верь своему глазу кривому». И это — самая здоровая
основа для понимания окружающего и поведения в нем.
И долгие века, пока наш мир был глухо, загадочно рас
кинут, пока не пронизался он едиными линиями связи,
не обратился в единый судорожно бьющийся ком, —
люди безошибочно руководились своим жизненным
опытом в своей ограниченной местности, в своей общи
не, в своем обществе, наконец, и на своей националь
ной территории. Тогда была возможность отдельным
человеческим глазам видеть и принимать некую общую
шкалу оценок: что признаётся средним, что невероят
8
ным; что жестоким, что за гранью злодейства; что чест
ностью, что обманом. И хотя очень по-разному жили
разбросанные народы, и шкалы их общественных оце
нок могли разительно не совпадать, как не совпадали
их системы мер, эти расхождения удивляли только ред
ких путешественников, да попадали диковинками в
журналы, не неся никакой опасности человечеству, еще
не единому.
Но вот за последние десятилетия человечество не
заметно, внезапно стало единым — обнадёжно единым
и опасно единым, так что сотрясенья и воспаленья
одной его части почти мгновенно передаются другим,
иногда не имеющим к тому никакого иммунитета. Чело
вечество стало единым — но не так, как прежде быва
ли устойчиво едиными община или даже нация: не че
рез постепенный жизненный опыт, не через собствен
ный глаз, добродушно названный кривым, даже не
через родной понятный язык, — а, поверх всех барье
ров, через международное радио и печать. На нас ва
лит накат событий, полмира в одну минуту узнаёт об их
выплеске, но мерок — измерять те события и оцени
вать по законам неизвестных нам частей мира, — не
доносят и не могут донести по эфиру и в газетных ли
стах: эти мерки слишком долго и особенно устаивались
и усваивались в особной жизни отдельных стран и об
ществ, они не переносимы на лету. В разных краях к
событиям прикладывают собственную, выстраданную
шкалу оценок — и неуступчиво, самоуверенно судят
только по своей шкале, а не по какой чужой.
И таких разных шкал в мире если не множество, то,
во всяком случае, несколько: шкала для ближних со
бытий и шкала для дальних; шкала старых обществ и
шкала молодых; шкала благополучных и неблагополуч
ных. Деления шкал кричаще не совпадают, пестрят, ре
жут нам глаза, и чтоб не было нам больно, мы отмахи
ваемся ото всех чужих шкал, как от безумия, от заб
луждения, — и весь мир уверенно --">
ющими цепочками фонарей •— не раз подступало нам в
горло, что хотелось бы выкрикнуть на целый мир, если
бы мир мог услышать кого-нибудь из нас. Тогда каза
лось это очень ясно: что скажет наш удачливый посла
нец — и как сразу отзывно откликнется мир. Отчетли
во был наполнен наш кругозор и телесными предмета
ми и душевными движеньями, и в недвоящемся мире
им не виделось перевеса. Те мысли пришли не из книг
и не заимствованы для складности: в тюремных каме
рах и у лесных костров они сложились в разговорах с
людьми, теперь умершими, тою жизнью проверены,
оттуда выросли.
Когда же послабилось внешнее давление — расши
рился мой и наш кругозор, и постепенно, хотя бы в
щелочку, увиделся и узнался тот «весь мир». И пора
зительно — для нас оказался «весь мир» совсем не та
7
ким, как мы надеялись: «не тем» живущии, «не туда»
идущий, на болотную топь восклицающий: «Что за оча
ровательная лужайка!», на бетонные шейные колодки:
«Какое утонченное ожерелье!», а где катятся у одних
неотирные слезы, там другие приплясывают беспеч
ному мьюзиклу.
Как же это случилось? Отчего же зинула эта про
пасть? Бесчувственн ли были мы? Бесчуственен ли
мир? Или это — от разницы языков? Отчего не всякую
внятную речь люди способны расслышать друг от дру
га? Слова отзвучивают и утекают как вода — без вку
са, без цвета, без запаха. Без следа.
По мере того, как я это понимал, менялся и менял
ся с годами состав, смысл и тон моей возможной речи.
Моей сегодняшней речи.
И уже мало она похожа на ту, первоначально заду
манную в морозные лагерные вечера.
4
Человек извечно устроен так, что его мировоззре
ние, когда оно не внушено гипнозом, его мотивировки
и шкала оценок, его действия и намерения определяют
ся его личным и групповым жизненным опытом. Как
говорит русская пословица: «Не верь брату родному,
верь своему глазу кривому». И это — самая здоровая
основа для понимания окружающего и поведения в нем.
И долгие века, пока наш мир был глухо, загадочно рас
кинут, пока не пронизался он едиными линиями связи,
не обратился в единый судорожно бьющийся ком, —
люди безошибочно руководились своим жизненным
опытом в своей ограниченной местности, в своей общи
не, в своем обществе, наконец, и на своей националь
ной территории. Тогда была возможность отдельным
человеческим глазам видеть и принимать некую общую
шкалу оценок: что признаётся средним, что невероят
8
ным; что жестоким, что за гранью злодейства; что чест
ностью, что обманом. И хотя очень по-разному жили
разбросанные народы, и шкалы их общественных оце
нок могли разительно не совпадать, как не совпадали
их системы мер, эти расхождения удивляли только ред
ких путешественников, да попадали диковинками в
журналы, не неся никакой опасности человечеству, еще
не единому.
Но вот за последние десятилетия человечество не
заметно, внезапно стало единым — обнадёжно единым
и опасно единым, так что сотрясенья и воспаленья
одной его части почти мгновенно передаются другим,
иногда не имеющим к тому никакого иммунитета. Чело
вечество стало единым — но не так, как прежде быва
ли устойчиво едиными община или даже нация: не че
рез постепенный жизненный опыт, не через собствен
ный глаз, добродушно названный кривым, даже не
через родной понятный язык, — а, поверх всех барье
ров, через международное радио и печать. На нас ва
лит накат событий, полмира в одну минуту узнаёт об их
выплеске, но мерок — измерять те события и оцени
вать по законам неизвестных нам частей мира, — не
доносят и не могут донести по эфиру и в газетных ли
стах: эти мерки слишком долго и особенно устаивались
и усваивались в особной жизни отдельных стран и об
ществ, они не переносимы на лету. В разных краях к
событиям прикладывают собственную, выстраданную
шкалу оценок — и неуступчиво, самоуверенно судят
только по своей шкале, а не по какой чужой.
И таких разных шкал в мире если не множество, то,
во всяком случае, несколько: шкала для ближних со
бытий и шкала для дальних; шкала старых обществ и
шкала молодых; шкала благополучных и неблагополуч
ных. Деления шкал кричаще не совпадают, пестрят, ре
жут нам глаза, и чтоб не было нам больно, мы отмахи
ваемся ото всех чужих шкал, как от безумия, от заб
луждения, — и весь мир уверенно --">
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (9) »
Другие книги автора «Александр Солженицын»:
Александр Исаевич Солженицын - Красное колесо. Узел III Март Семнадцатого – 1 Жанр: Альтернативная история |
Владимир Семенович Маканин, Александр Исаевич Солженицын, Александр Мотельевич Мелихов и др. - Новый мир, 2003 № 10 Жанр: Современная проза Серия: Журнал «Новый мир» |