Раиса Давыдовна Мессер - Милиция осажденного города

разносторонний и мудрый опыт.

В ясный мартовский вечер не спеша выходит он на старую площадь. Озирает свой израненный район, в котором нет ни одного дома, не задетого обстрелом. И больно ему, грустно и радостно. Много сил потрачено, много людей потеряно. Но еще больше приобретено: опыта, уверенности, уважения к своей профессии, умения бороться за людей. Стоит крепко Кировский район, — район переднего края: вместе со всеми кировцами стоят его верные стражи — ленинградские милиционеры. Первый ряд их — близ ворот с горделивыми конями. И люди в синих шинелях ни шагу не ступят назад от ворот. Это — ворота в город.

Ермолаев и Ковров

Два часа ночи. Пустынная слепая улица. Из-за угла темного дома появляется высокий худой человек. Оглядевшись, он осторожно пробирается вдоль стен, стараясь потеряться в мутном, неясном свете летней ленинградской ночи. И вдруг негромкий возглас останавливает его. Перед ним — постовой милиционер.

«Ваши документы», — спрашивает он.

Человек останавливается, резко подается вперед и, быстро выдернув руку из кармана, замахивается. Но постовой Иван Николаевич Ермолаев, приземистый пожилой человек, успевает ударить его винтовкой по плечу. Что-то тяжелое падает на землю. Человек бросается бежать...

«Стой, стреляю!» — громко кричит постовой.

Человек продолжает бежать, пригибаясь и меняя направление, как бегут под огнем на фронте. Милиционер бросается за ним. Наперерез беглецу спешит еще один вооруженный человек. Несколько выстрелов рассекают тишину. Человек падает. Затем вскакивает и снова бежит. Наконец милиционер догоняет его и схватывает за ворот пиджака. Отдуваясь, — у него отдышка пожилого человека, — Ермолаев обыскивает задержанного. У него нет никаких документов. Никаких объяснений он не дает. Постовой отводит его в отделение.

Обратно на свой участок милиционер возвращается вместе с участковым уполномоченным Ковровым, тем самым человеком, который час тому назад помог ему задержать подозрительного. В трех метрах от места, где был задержан неизвестный, лежит боевая граната, — немой свидетель обвинения против пойманного диверсанта.

Ковров и Ермолаев работают вместе почти с самого начала войны. Начальник и подчиненный, они крепко сдружились в работе. Люди они немолодые, степенные, неразговорчивые. Им бы посидеть за самоваром, за приятным разговором, перекинуться бы в картишки. А на деле, каждый день их полон всяких неожиданностей и опасностей.

Дружба этих людей началась в звездную сентябрьскую ночь 1941 года. Уже три часа длилась воздушная тревога. Сергей Петрович Ковров вышел на двор и вдруг, где-то близко, услышал зловещий свист бомбы. Резкий удар расколол улицу. Что-то с силой толкнуло Коврова и прижало его к стене. Через крышу пятиэтажного здания перелетали булыжники. Ковров выбежал из ворот. Четырехметровая глубина воронки чернела на улице у самого дома, но дом был цел. Только битое стекло и обломки рам валялись на мостовой. Однако не все было благополучно, как показалось Коврову на первый взгляд. Он заметил, что дно воронки быстро покрывалось водой. Вода в воронке! Она поднималась слишком быстро. Значит пробита водопроводная магистраль. Вода зальет улицу, пойдет в подвалы, где сидят спасающиеся от вражеских бомб люди. И тут-то тихий неторопливый постовой Ермолаев оказался рядом с ним. Тремя прыжками Ермолаев перемахнул улицу, вбежал в штаб и вызвал аварийную помощь. В ожидании ее Ковров оцепил место вокруг воронки. Ведь случайная машина могла легко завалиться в наполненную водой яму. Быстро прибыла аварийная команда. Ковров и Ермолаев оставались на месте поражения, пока напор воды не ослабел, пока людям в убежище не перестала угрожать опасность.

Иван Николаевич Ермолаев пришелся по душе Коврову, хотя в аварийной горячке этой ночи они не сказали друг другу и двадцати слов. С тех пор во всех наиболее трудных испытаниях участковый и постовой оказывались вместе. Запомнился Ивану Николаевичу холодный октябрьский дождливый предвечерний час, когда больной, с бюллетенем, он шел в поликлинику. В пути его застала воздушная тревога. На улице, по которой он шел, пламя возникло одновременно на крышах нескольких домов. Один из них запылал особенно ярко. Треск, шипение огня, звон лопающихся стекол. Едкий дым ел глаза, пахло гарью.

«Мой дом горит», — услышал вдруг Ермолаев знакомый голос и увидел Коврова. Они бросились --">