Лев (Лин) Лобарев - Краткая история фэндома (с некоторыми комментариями для ролевиков)

описывал, типа, реальность, но не такую, какой она на самом деле была, данная в ощущениях, а такую, какой она должна была быть согласно постановлениям пятилетнего плана: оптимистично развивающейся в революционном духе и т. д.

То есть. Оцените иронию. Государственным жанром в стране стал жанр, описывающий несуществующее так, чтобы оно не вызывало сомнений. Читая книгу, любой должен был поверить, что урожаи у нас обильны, чиновники ратуют исключительно за дело, у милиционеров добрые усталые глаза, дети воодушевлены и счастливы, а последние неперевоспитанные бюрократы и хулиганы взяты на поруки дружными трудовыми коллективами. Чтобы читатель в это верил, описания должны были быть исключительно правдоподобными — все описываемое должно было быть исключительно похоже на то, что люди видят вокруг, чтобы у них закрадывалось сомнение в собственной вменяемости. Может, что я вижу пьяницу под забором, это мне глаза врут? У нас же пишут в книжках, что пьянство искоренено… Такой вот газлайтинг в государственных масштабах.

И вот тут фантастика внезапно стала очень неудобна. Она теми же буквами, на тех же страницах, так же правдоподобно описывала то, чего совершенно точно нет или даже вообще не может быть. И если вот этого правдоподобно описанного звездолета нет, то, может, и этого так же правдоподобно описанного колхоза-передовика тоже нет? В царстве соцреализма сама мысль о том, что можно описывать нечто несуществующее, оказалась опасна и неуместна. И засияли кранты.

Как получилось, что фантастика все-таки выжила? Возможность выжить возникла на пересечении двух моментов. Оба они были заложены на том же самом Первом съезде писателей, надолго определившем судьбы всей советской литературы. Первый момент несколько исподволь протащил Самуил Яковлевич Маршак — великий детский писатель. У него была задача вывести из-под удара детскую литературу его любимую. И заодно он прихватил дружественную фантастику, которую в то время начинал пописывать его брат. Брат вовремя одумался и писать фантастику перестал, но дело было уже сделано. Что провернул Маршак… Говоря о детской литературе, в том числе и для самых маленьких, он всегда добавлял «и фантастика». К концу его речи у слушателей невольно возникала уверенность, что фантастика — это еще один подвид детской литературы, как сказки, потешки и назидательные школьные истории. И вот такая фантастика — если не детская, то уж во всяком случае подростковая литература, — получала некоторое право на существование.

А второй момент заключался в том, что фантастике дали соцзаказ. Она должна была работать на популяризацию техники и разных отраслей народного хозяйства. Например, академик Образцов, величина в транспорте, с трибуны все того же Первого съезда, как гость от сообщества ученых в сообществе литераторов, выдал, цитирую:

«Мне кажется, мы должны просить и ждать от вас литературной популяризации того, что делается на транспорте. Особенно нам в этом отношении важна детская литература, которая сильно отстает на этом участке. Затем нам нужно, и мы ждем от писателей, фантастики в направлении транспортной будущности, опять-таки фантастики литературной. Затем мы ждем от вас героики транспорта, в строительной его части и особенно — в части эксплуатационной. Мне кажется, товарищи, что с помощью литературы и науки мы сможем наш транспорт из узкого места сделать, может быть, ведущим звеном нашей советской жизни».

По результатам этого съезда все, что осталось у фантастики, — это обязанность рассказывать подросткам о завтрашнем дне техники. Причем строго подросткам и строго о завтрашнем. Взрослым и о послезавтрашнем — уже не поощрялось. При этом если нормальная детская литература имела некоторое (тоже очень ограниченное, но все же) право быть развлекательной, проблемной, спорной, то фантастика такого права не получала. Она должна была со звериной серьезностью в режиме «чего изволите» обслуживать технические аспекты происходящей в стране индустриализации.

Нет, на самом деле у фантастики осталось ещё одно направление, второе — литературная аллегория, иносказание, метафора. Так выжила у нас литературная сказка — Евгений Шварц, Виталий Губарев... Но это был жанр, как бы не относящийся к фантастике напрямую, а числившийся по разряду детской литературы. А вот собственно фантастике осталось прогнозирование

--">