Валентин Одоевский - Четырнадцать мгновений бармена

похождения.

— Бросила меня Нина, представляешь! — после второго бокала заявил мне Василий, и отвёл взгляд, видимо, сдерживая слёзы, что у него нередко появлялись во время подобных диалогов.

— Ё-моё! — сочувственно отвечаю я, протирая один из стаканов, хотя сам уже слышу подобную историю от него уже раз этак десятый и, по уму, мог бы послать его куда-подальше, но я прекрасно понимаю, что, кроме как мне, ему некому высказаться, да и истории у него нет-нет, да случаются необычные.

— Ага! Сучка неблагодарная!

— А что случилось-то? — спрашиваю я, подливая ему виски.

— Не, ну, ты прикинь! Буквально вчера познакомились, а сегодня она сказала, мол, иди, Васенька, в жопу! Не нужен ты мне такой!

Оговорюсь, что, когда мой любвеобильный собеседник говорил «буквально вчера» — это означало не меньше месяца назад.

— Да и пусть катится! — продолжал он, опустошая залпом третий бокал. — Ишь ты! Возомнила она о себе непонятно что! Я ей, понимаешь, и цветы, и бриллиантики и прочую хуету, что бабам нравится, ночи ей какие дарил, ой… ты бы знал!.. а она мне всё мозги поласкает! Дескать, пошли в театр, пошли в театр! Да меня этот театр уже так достал! Сука, всем туда надо! Как, твою мать, мёдом помазано! Я ей говорю, мол, давай лучше я тебя в Париж на пару дней свожу, все шмотки тебе оплачу, а она вся такая простушка интеллигентная, что ты?! Зачем, мол, Париж, когда есть театр! Конченная, ёптыть!

— И что, неужто только из-за этого бросила? — усмешливо спрашиваю я, ибо уже знаю какая ещё причина стоит за всем этим.

— Да нет…, — мнётся Василий, протягивая мне бокал, в который я учтиво подливаю Macallan. — Она ж, после того, как я в первый раз не захотел её в театр сводить, сама попёрлась… а мне-то что одному делать? Бутылочку вина подмышку и… — он присвистнул, сопровождая это движением головы, как бы говоря «поехал», — к Катьке… ну а чё? Я многого прошу что ли?! Да я даю намного больше, чем эта сучка только может себе представить! А ей театр подавай! Да пошла она в жопу!

На последних словах Василий резко ставит бокал с недопитым виски на стойку, часть содержимого даже выплёскивается ему на ладонь, растекаясь по ней светло-коричневой массой, что я про себя всегда подмечаю, как у Васи руки по локоть в дерьме…

Сам же мой собеседник уже начинает прям плакать, чуть опустив голову и сжимая бокал до белых костяшек.

— Понимаешь… хорошая баба, ведь! Да не баба она даже! Женщина! Очень хорошая! Всегда так искренне радовалась, когда я ей что-то дарил, водил куда-то… Конечно, она не хотела в Париж! Ей же только двадцать, а тут я — какой-то хуй сорокалетний, с которым она и месяца не знакома ещё, а уже во Францию гулять зовёт!

Я протягиваю ему салфетки. Василий неохотно их берёт и протирает свою ладонь, бокал и даже стойку. Не такой уж и плохой парень, так-то…

— Знаешь, — говорит он, после того, как я ему ещё подливаю, а слёзы его утихают слегка, — уже со счёта сбился скольких я поменял! Три раза женат был, деток хотел… а всё эти бабы, бабы… сука, ничего поделать с собой не могу, просто прёт меня на них!..

— Что же ты так? — как бы осуждающе спрашиваю я, делая вид, что занимаюсь своими делами. — Дома жена нецелованная, а ты мне тут плачешься, да по бабам носишься!

— Эх, брат…, — грустно протягивает он. — Да любил я всех своих жён. Хорошие девчонки были, меня тоже любили… да и подруги мои все хорошие… не бабы, а женщины именно! Я-то баб много повидал — они другие. А, вот, девчонки мои — именно, что девочки, женщины — да как угодно… всех их люблю, понимаешь… просто не могу остановиться…

Он выпивает очередной бокал и добавляет:

— Запутался я! И жёны, и подруги мои — все хорошие, но, сука, местами, такие ебанутые!

Его снова пробивают слёзы.

— А я просто хочу жить! Найти уже одну! Ту самую, блять! С которой до конца! С которой дети!

— Эх, Василий, — вздыхаю я. — Тогда тебе надо перестать ложиться ко всем, кто тебе предложит, глядишь, найдёшь себе…

Он допивает последний бокал виски, что уже видно по выражению его лица и белкам глаз, что покраснели ещё больше и из них, того и гляди хлынет кровь.

— Да! Мне надо помириться с Ниной! Н-надо… помириться!.. Я ей-й с-сейчас позвоню…

— Да какой сейчас?! — усмехаюсь я. — Домой дойди, спать ляг! Утром позвонишь, приедешь с цветами-там или что ты даришь? — прикинь, как обрадуется! В театр, наконец, сводишь! Потерпишь пару часиков, музыку в наушниках послушаешь, в конце концов! --">