Татьяна Александровна Богданович - Старый и новый город

ночи был у меня, у Тишки, в дому подьячий Семен Романов. Взял он меня и с женишкою моею и поволок было на съезжий двор, завел в переулок и снял с меня крест, цена две гривны, а с женишки моей сорвал десять алтын да два креста, серебряные же, промену те кресты две гривны».

В те времена считалось грехом продавать крест и иконы. Их, конечно, и покупали и продавали, но называли эту торговлю меной. Говорили, что крест или икону променяли на деньги

Вызвали подьячего. Он показал, что нищий тот ведомый вор и каженный, то есть клейменный во время пытки. И верить тому нищему не для чего Он, Семен, его не бивывал и крестов ни у него, ни у женишки его не отнимывал. Напротив сам нищий, Тишка, его, Семена, бил и увечил, и еще похвалялся бить.

Но послухи (свидетели) показали, что подьячий сделал у Тишки огневую выемку, то есть пришел к нему в подклеть проверить, не горит ли у него огонь. Огня не нашел, а самого Тишку, выведя на улицу, бил и увечил.

Про кресты свидетели ничего не показали. Что было в переулке, они того не видели и что срывом сорвали, того не ведают.

Крестов Тишке не отдали, но самого его отпустили домой и больше бить не указали.

Бывали тогда нередко случаи, что лихие люди и тати поджигали дома. Во время тревоги они прибегали с топорами, как будто помогать, а вместо того тащили что попадало под руку — одежду, посуду, укладки с драгоценностями.

Наказания поджигателям были самые жестокие. Их пытали, а потом жгли на кострах.

Постоянно арестовывали людей по подозренью в поджоге. Часто при этом попадались и невинные.

Вот, например, объезжий голова Аврам Барышников узнал, что на дворе Никиты Головина проживает женка Улитка, и та Улитка носит с собой для поджога хозяйского двора трут и кремень и огниво и порох, и все соседи про то ведают.

Никита на ту пору был в отъезде. Дома у него оставалась дочь Афимья со внуком.

Объезжий услыхал на дворе Никиты Барышникова крик, явился туда и потребовал выдать ему женку Улитку.

Но послухи (свидетели) рассказывали про это дело иначе.

Крик во дворе Никиты и правду был. А объезжий, услыхав крик, ворвался во двор, стал ломиться в дом, дверь разбил, у чулана доски высек и взял оттуда семьдесят рублев денег, а дочь Никиты Афимью с мальцем потащил на съежий двор. Вступились соседи и стали объезжему говорить и кричать, с чего он Афимью бесчестит, и тогда он ее отпустил. Но Афимья так напугалась, что вернуться домой опасалась и стала жить у сродников. Мальчишка же ее с той поры заболел.

Сама Улитка рассказывала, что кричала во дворе она, а кричала оттого, что хозяйка ее учила, только не за поджог, а за домашнюю вину — за пьянство.

Никаких зажигательных припасов у нее не нашли.

Соседи тоже заявили, что про зажигательство они ничего не слыхивали.

На том дело и кончилось.

В выигрыше все-таки остался объездчик. Хоть поджигателя он и не нашел, но зато нашел семьдесят рублей и стребовать их с него не удалось. Как он их из чулана вынимывал — тому свидетелей не было.

С началом осени со всех сторон сыпались челобитные (просьбы) от жителей. Они жаловались, что без топки старым и малым приходится помирать, а мастеровым людям без огня по вечерам без промыслу сидеть.

Некоторые просто нарушали запрет и, завесив окна, пробовали понемногу топить, а по вечерам жгли лучины.

Но объезжие следили строго. Чуть заметят над избою дым или в щелях свет, врываются в дом, заливают топку, а иногда и ломают самую печь.

У важных бояр, конечно, и поварни, и мыльни топились круглый год. К ним объезжим ходу не было. Не могли также объездчики печатать печи и избы в посольском подворьи и у всех рабочих и мастеровых, работавших на царский двор, да и у стрельцов тоже. Так что во многих домах огонь горел и печи топились также и летом.

--">