Вилли Александрович Петрицкий - Свет в джунглях

Луи Швейцер бывал занят: содержать такую большую семью было нелегким делом.

— Почему папа вечерами сидит в своей комнате над старыми книгами, чернилами и бумагой? — недоумевал Альберт. — Чем он занимается?

Мальчику казалось, что просидеть без движения много часов подряд просто невозможно.

Только значительно позднее он понял, что, уединившись, отец работал. Пастор Луи Швейцер писал не только проповеди, но и яркие сцены из деревенской жизни. Правдивые рассказы пастора на сельские темы сделали известным его имя за пределами Гюнсбаха.

Подлинной душой этой большой и дружной семьи была жена пастора Адель Швейцер. На ней, матери пятерых детей, лежали многочисленные хлопоты по дому. Мама, о которой Альберт всегда вспоминал с особой теплотой, умела не только выкроить из старого отцовского пальто костюмчик сыну, но и, самое главное, умела выслушать малышей, принять участие в их детских треволнениях.

Альберту исполнилось пять лет, и отец отвез его учиться игре на фортепьяно к дедушке — старому пастору Шиллингеру. Дедушка не был профессиональным пианистом, но, по отзывам окружающих, недурно импровизировал и музыку любил страстно. Когда в Люцерне, в Швейцарии, был установлен прославленный орган, старик Шиллингер совершил утомительное путешествие лишь для того, чтобы послушать звучание знаменитого органа.

У дедушки Шиллингера маленький Альберт и получил начала музыкального образования. Уже в семь лет он поразил свою школьную учительницу мелодией собственного сочинения, а уроки пения были для мальчика настоящим праздником.

Альберт Швейцер вспоминал, какое огромное впечатление произвело на него впервые двуголосное пение. Как-то он ждал своего учителя перед классом, где занимались пением старшие школьники. И вдруг из-за закрытых дверей донеслась до его слуха исполняемая на два голоса немецкая народная песня «Там, на мельнице, сидел в сладком покое...» Мальчик должен был опереться на стену, чтобы не упасть от волнения, которое охватило его. «Блаженство двуголосной музыки, — вспоминал Альберт Швейцер, — захватывало меня целиком...»

Возвращение от дедушки Шиллингера было невеселым: заболел отец. Большую часть времени Альберт проводил теперь на сельской улице в играх с детьми соседей. Друзьями его стали дети крестьян. Альберт сердился, что новые приятели относились к нему с недоверием. Он старался поладить с ними, а в ответ слышал насмешливое: «поповский сын». К участию в самых дерзких проказах деревенские мальчишки не допускали его, и, когда Альберту в драке случилось однажды взять верх над соперником, тот в ярости выкрикнул ему:

— Да, если бы я дважды в неделю ел мясной суп, я был бы такой же сильный, как и ты!

Альберт побледнел. Радость его победы была отравлена.

Придя домой, он отказался от супа. На вопросы матери не отвечал, а про себя решил: «Хочу быть таким же, как другие».

Мать подумала, что это мальчишеский каприз, и не стала настаивать. Но она ошибалась. Сын постоянно под теми или иными предлогами отказывался от мясного супа, а купленную для него матросскую шапку потребовал заменить обычной, какие носили его товарищи.

Осенью Альберт отказался носить пальто, перешитое из отцовской рясы. Терпению родителей пришел конец. Отец наказал мальчика, но ни уговоры, ни наказание не могли заставить его отказаться от принятого решения.

Проявленная мальчиком твердость характера не мешала ему подчас поддаваться влиянию сверстников. Альберт с увлечением разделял проказы двоюродных братьев и сестер.

Особенно запомнилась Альберту история «помощи» Лине Мюленбек, невыносимой насмешнице, которая как-то вечером простодушно спросила:

— Ты охотно играешь на рояле, Альберт?

— Да, а что?

— Ты знаешь, мои школьные товарищи дали мне интересную книжку. До завтрашнего утра я должна прочесть ее. Но мама настаивает на том, чтобы я упражнялась на рояле...

Альберт задумался, но вскоре воскликнул:.

— Хочешь, сделаем так: я за тебя поиграю, а ты будешь читать?

— Согласна, — ответила Лина. — Я думаю, мама ничего не заметит. Обычно она в это время занята на кухне. Если ты сумеешь играть громко и мама услышит музыку, все будет хорошо.

Маленький обман удался, и подобные проделки стали повторяться все чаще и чаще, до тех пор, пока однажды, находясь на кухне, мадам Мюленбек не восхитилась:

— До чего же хорошо играет наша Лина!

Тихо, чтобы не помешать --">