Павел Васильевич Крусанов - Действующая модель ада. Очерки о терроризме и террористах

витязю и его дружине требовалось совершить беззаконие.

Кто же был идеологом и вдохновителем этого беззакония? Кто подготовил революцию, снабдив ее мировоззрением и идейным скарбом? Кто предоставил лидеров и пропагандистов? Огюстен Кошен — один из самых любопытных по мысли исследователей Французской революции — дает исчерпывающий ответ на этот вопрос (Cochin Augustin. Les societes, des pensees et democratie. Paris, 1921):

«…Во французской революции большую роль играл круг людей, сложившийся в философских обществах и академиях, в масонских ложах, клубах и секциях… он жил в своем собственном интеллектуальном и духовном мире. «Малый народ» среди «большого народа» или «антинарод» среди народа… Здесь вырабатывался тип человека, которому были отвратительны все корни нации: католическая вера, дворянская честь, верность королю, гордость своей историей, привязанность к обычаям своей провинции, своего сословия, гильдии. Мировоззрение сроилось по обратным принципам… если в обычном мире все проверяется опытом, то здесь решает мнение. Реально то, что считают другие, истинно то, что говорят, хорошо то, что они одобряют. Доктрина становится не следствием, а причиной жизни. Среда обитания «малого народа» — пустота, как для других — реальный мир; он как бы освобождается от пут жизни, все ему ясно и понятно; в среде «большого народа» он задыхается, как рыба, вытащенная из воды. Как следствие — убеждение, что все следует заимствовать извне… Будучи отрезан от духовной связи с народом, он смотрит на него как на материал, а на его обработку — как на техническую проблему».

(В скобках следовало бы отметить, что принципиально тот же социальный феномен имел место и в преддверье Русской революции. Любопытно также, что Лев Николаевич Гумилев приводит характеристику «малого народа», данную Огюстеном Кошеном, едва ли не в качестве дефиниции введенного им самим понятия «антисистема», чем явно определяет место этому явлению в более широких исторических рамках.)

Из этого рокового «малого народа» как раз и вышел и Жан Поль Марат — «цербер революции», главный идеолог и вдохновитель доктрины революционного террора.

Родившись в Швейцарии в 1743 году и будучи человеком неукорененным, он сначала учился медицине в Бордо, потом в Париже занимался оптикой и электричеством, затем перебрался в Голландию и наконец поселился в Лондоне в качестве практикующего врача.

В 1773 году Марат опубликовал двухтомный труд «Философский опыт о человеке», где опровергал положение Гельвеция о том, что знакомство с наукой необязательно для философа. Напротив, в своем труде он утверждал, что только одна физиология способна решить задачу соотношений между душой и телом, а также высказывал смелую научную гипотезу о существовании нервной жидкости. Тогда же он увлекся политикой — в 1774 году вышел в свет его первый политический памфлет «Цепи рабства», касающийся британских дел, где Марат выступал против абсолютизма и английской парламентской системы.

В 1777 году Марат получил приглашение стать врачом придворного штата графа Артуа, будущего Карла X. Приняв предложение, он переселился в Париж, быстро приобрел популярность и вместе с ней обширную врачебную практику. Однако, несмотря на карьерные успехи, досуг его по-прежнему занимала политика. В 1780 году Марат написал на конкурс работу «План уголовного законодательства», одно из положений которой гласило: «Никакой избыток не должен принадлежать кому-либо по праву, пока есть люди нуждающиеся в насущном». В целом работа сводилась к мысли, что законы придуманы богатыми в интересах богатых, а раз так, то бедные имеют право на восстание против подобного порядка вещей.

В конце концов увлечение одержало верх над медицинской карьерной перспективой — в 1786 году Марат отказался от придворной должности, а с 1789 приступил к изданию газеты «Друг народа», которая с перерывами выходила до самой его смерти.

На страницах своей газеты, равно как и в публичных выступлениях, он обличал Неккера, Лафайета, Мирабо, Байи, требовал начать гражданскую войну против врагов революции, требовал низложения короля и ареста министров — он словно бы узурпировал право на революционную истину. Еще со времен занятий опытной наукой Марат привык относиться с пренебрежением ко всякого рода авторитетам, ниспровергая их направо и налево. И уже тогда пренебрежение это граничило с нетерпимостью. Словом, нет ничего удивительного в том, что, когда он --">