Геннадий Александрович Пискарев - Избранное

изъездил страну вдоль и поперёк. От зеленоверхих Карпат до непроходимой Уссурийской тайги; от безмолвно заснеженной тундры до поющих знойных песков Средней Азии. С монгольскими друзьями пересёк черную пустыню Гоби. Его творчество – синтез глубоких чувствований и специальных знаний.»

Сергей Бахмустов, кандидат культурологии:

«Любопытной мне показалась публицистика Геннадия Пискарёва, посвященная родной земле. Это серия очерков, густо замешанных на семейной хронике и местечковых драматических коллизиях. Главное достоинство очерков, на мой взгляд, заключается в том подспудном утверждении, что водораздел эпох не через фундаментальные политические катаклизмы проходит, а через души людей, обычных рядовых вершителей и жертв истории. Замечателен очерк «Сильные духом», по-шолоховски крутой и образный. Я согласен с автором, что Россию уже в какой раз спасает глухая провинция, упорно не желающая сдаваться под натиском чужеродной духовной интервенции. Эта мысль проходит через все очерки, однако материал, в котором видна рука писателя, аналитика, неплохо знакомого с политической конъюнктурой, вовсе не попахивает ностальгией! Несмотря на трагичность фабулы, пессимизма в работах Г. Пискарёва нет, и понятно почему: он не разочарован в русском характере, не потерял веру в созидательность национального духа, в глубинные силы народа.

Интересно и поэтическое творчество Геннадия Пискарёва. Оно является прямым продолжением его публицистики (или публицистика – продолжение его поэзии?), – в основе его стихов лежит всё то же обострённое чувство Родины, реализованное как переживание частностей, Особенность лирики здесь – полная безыскусность, простота, но не та, что хуже воровства, а та, что бытует на грани прозрачности бытия. Автор не стремится увести читателя в лексико-синтактические дебри, нет, он пишет о том, в чем разобрался сам и понял наверняка. Ему не нужно ничего доказывать, он понятен универсализмом мышления, тональностью, совпадающей с внутренним миром любого человека, оставшегося таковым и умеющего ценить жизнь во всех её проявлениях. Судите сами:

Великое моё Пилатово –

Деревня в двадцать пять домов.

От поезда с разъезда пятого

Бежать к тебе я вновь готов,

Чтоб чуять дух тепла коровьего;

Чтоб видеть за рекою лес;

И липы дедушки Зиновьева,

Что держат свод седых небес;

Как дедко Павел – глаз слезящейся –

В углу иконном бьёт поклон.

Над образами нимб светящейся,

Но то не нимб, а шлемофон

Танкиста, заживо сгоревшего.

Прости, Архангел Михаил!

Твой лик на фото сына грешного

Старик в божнице заменил.

Какое вещее деяние

В крестьянской рубленой избе –

Земных, небесных сил слияние

В страданье, вере и мольбе.

О, Русь моя, тебя оплакивая,

В Москве сквозь злато куполов

Я зрю великое Пилатово,

Святых и грешных земляков.

Пока вы были, смерды, пахари,

Цвела страна моя, но вот

Не стало вас. Россия ахнула

И покачнулся небосвод.

А я, кого лишь ваша силушка,

Уже последняя, поди,

К верхам «из грязи – в князи» вынесла,

Застыл, и боль горит в груди:

В родной деревне липы спилены.

Потомства не от кого ждать.

И кто ж теперь даст снова силы мне?

И мне свои кому отдать?

(«Великое Пилатово» Г. Пискарёв)».

Александр Теренин, доктор философии:

«Геннадий Пискарёв – писатель, поэт, публицист, редактор. Трудом, названным автором «Сильнее разума», вышедшем в 2012 году, он заканчивает своеобразную «Человеческую комедию», в которую вошли книги: «На острие лезвия», «Исцеление болью», «Под пристальным взглядом», «Старт в пекло», «Крадущие совесть», «Алтарь без божества». В них настойчиво проводится мысль о сакральности людских деяний, постоянном взаимодействии живой плоти, души и духа человека. Разрыв в этой цепочке разрушает гармонию (благодать) окружающего мира, ослабляет любовь, без чего, как известно, теряет значение и силу правда.»

Александр Киселёв, доктор социологических наук:

«Вышла книга «Я с миром общаюсь по-русски». Один из её авторов – Г. А. Пискарёв. Не так уж часто появляются сочинения, пронизанные патриотическим (подлинным, а не квасным) духом; мы всё больше пробавляемся сарафанной ностальгией, не понимая хорошенько, что к исторической традиции мы можем вернуться только на следующем витке, на более высоком уровне, с большей осмысленностью того, --">