Юрий Михайлович Поляков - Созидательный реванш. Сборник интервью

наступила ельцинщина, мне не понравилось, что происходит, я написал и об этом, хотя знал — по головке не погладят. А поскольку я нормальный человек, то потом выясняется: то, что волнует меня, волнует и большинство.

— И поэтому вас часто обвиняют в конъюнктуре.

— Естественно, потому что я попадаю в тему. А в тему я попадаю только потому, что специально ее не высчитываю, не думаю — как посмотрят критики, дадут ли Госпремию, не осложнятся ли отношения с властью. Вот первый момент. Второй: я всегда помню, что книгу не только пишут, но и читают. Большинство нынешних писателей — я не беру в счет изготовителей коммерческой книжной продукции — даже талантливые, иногда забывают, что книгу будут читать. И читать ее должно быть интересно, так как занимательность — вежливость писателя. Если же это не интересно, то твоя книга — не художественная литература, а философский трактат, публицистическое эссе. Если ты пишешь художественную литературу, беллетристику, изящную словесность, как говорили, она обязана быть интересной.

— Мы жили в СССР, теперь — в России, но проблемы, поставленные в ваших книгах, остались, ничего не изменилось, возьмем хотя бы «Сто дней до приказа»…

— Изменилось, изменилось — в том смысле, что, когда я написал «Сто дней» в восьмидесятом году и напечатал в восемьдесят седьмом, эта вещь рассматривалась на самом высоком уровне, обсуждалась чуть не на Политбюро. Теперь вы можете написать любые разоблачительные материалы об армии — никто и ухом не поведет.

— Народ хочет отвлечься от забот — его мало что интересует, если только «Дом-2».

— Конечно, людям всегда надо отвлекаться, но не настолько, чтобы забыть, где они живут, и для чего, и что будет с ними и с их детьми.

— За пятнадцать лет устали, занялись собой, по-моему, все — и читатель, и власть.

— Есть читатель, и есть власть. Власть сейчас на печатное слово почти не реагирует. Только на то печатное слово реагирует, которое сама и организует. Это неправильно, так как печать, литература — очень тонкая сигнальная система, чувствующая какие-то социальные изменения задолго до того, как они выходят на поверхность. И умный политик будет читать художественную литературу, чтобы понимать, с какой проблемой он столкнется через лет пять-десять. А народ устал, понятно, но это не значит, что его надо оглуплять и отключать от решения серьезных проблем. Просто надо с ним нормально разговаривать.

— Вот и разговаривают — с помощью сериалов, «Пяти вечеров», «Принципа домино».

— Проблема нынешнего телевидения заключается в том, что им руководят люди, пришедшие в начале девяностых годов. Люди другой эпохи. Эрнст создал антигосударственное телевидение. Когда шел развал государства в девяностые годы, он был востребован.

— Так он и сегодня востребован, новыми властями!

— Вот это и удивительно! Вроде бы начался период медленного восстановления государства, а телевидением руководят люди с разрушительной психологией, ничего не изменится. В этом виновата власть.

— У лучших ваших героев — в душе разлад, они не понимают, как поступить правильно. Ощущается, что и у вас на душе… беспокойно.

— Задача настоящей литературы — отобразить внутренний мир человека определенного времени, страны, и естественно, что литературу интересуют прежде всего конфликтные ситуации.

— Но ведь это очень болезненно — пропускать все через себя.

— И больно, и болезненно. Но что поделаешь? Поэтому я и пишу один роман в четыре года, и одну пьесу в два, а не по четыре романа в год, как некоторые. Да, я переживаю, я переделываю, пишу подолгу. Другое дело, эти романы потом много раз переиздаются, экранизируются, переводятся. Мой роман «Козленок в молоке» выдержал уже двадцать шесть изданий! Я не ожидал такого успеха.

— Почему так хороши у вас дела с изданием книг и хуже — с телевидением и театром.

— С ТВ все понятно: картина России, которую предлагаю я, идет вразрез с той, которую предлагает телевидение. Оно делает вид, что нет трагедий миллионов обманутых людей, которых обобрали, сбросили с определенного социального уровня. Я пишу о реальной России. Поэтому вырезаются сцены из фильма «Замыслил я побег», поэтому долго не хотели показывать «Козленка в молоке» — спасибо Олегу Попцову и ТВЦ. Ведь в «Козленке» мы смеемся над тем, перед чем сегодня ТВ стоит на задних лапках. Спектакль «Хомо эректус» — отдельная история: там идет речь о --">